Когда Ницше плакал

А что я? Что я должен предложить ему в ответ? Я, который уже и не надеялся получить когда-нибудь выгодную работу, я получаю предложение быть персональным философом доктора Брейера в течение одного месяца, предоставляя ему персональное философское консультирование. Его жизнь мучительна, он подумывает о самоубийстве, он попросил меня помочь ему выбраться из этой чащи отчаяния.

Ты, наверное, сможешь оценить иронию судьбы: твой друг призван заглушить зов сирены смерти, тот самый друг, которого так манит эта рапсодия, тот самый друг, который в последнем письме упоминал о том, что дуло пистолета выглядит не так уж и плохо!

Дорогой друг, я сообщаю тебе об этом договоре с доктором Брейером, надеясь на полную конфиденциальность. Никто больше не должен знать об этом, даже Овербек. Ты единственный, кому я доверяю эту тайну. Я должен обеспечить хорошему доктору полную конфиденциальность.

Наш странный договор прошел долгий сложный путь. Для начала он предложил консультировать меня в рамках курса терапии! На редкость неуклюжая отговорка! Он делал вид, что его заботит исключительно мое благосостояние, что его единственное желание, единственная награда – это увидеть меня здоровым и счастливым! Но мы-то все знаем об этих поповских лекарях, которые возлагают свою слабость на других, а потом лечат их только для того, чтобы сделать себя сильнее. Слышали мы о «христианском милосердии»!

Разумеется, я раскусил его и назвал вещи своими именами. Он не сразу смог взглянуть в глаза правде – назвал меня слепцом и подлецом. Он клялся в самых высоких устремлениях, источал лживое сочувствие и комичный альтруизм, но нужно отдать ему должное: в конце концов он нашел в себе силы прямо и честно попросить сил у меня.

Твой друг, Ницше, на базарной площади! Пугает тебя такая картина? Представь себе мою «Человеческое, слишком человеческое» или мою «Веселую науку» в клетках, прирученных, дрессированных! Представь мои афоризмы в виде сборника проповедей для повседневной жизни и труда! Я тоже сначала испугался. Но это прошло. Проект заинтриговал меня: форум для моих идей; сосуд, который я наполню, когда созрею и буду истекать соком; возможность, настоящая лаборатория для проверки моих идей на отдельной особи перед тем, как предъявить их всем (так об этом сказал доктор Брейер).

Ваш доктор Брейер вдруг оказался прекрасным представителем своего вида, он восприимчив и стремится тянуться вверх. Да, в нем есть желание. И у него есть голова на плечах. Но есть ли у него глаза – и сердце, – чтобы видеть? Посмотрим!

Так что сегодня я отлеживаюсь, восстанавливаю силы и тихонько размышляю над этим предложением - новым приключением. Может быть, я ошибался, думая, что единственное мое предназначение – поиск истины. Посмотрим в следующем месяце, сможет ли моя мудрость дать другому силы вырваться из отчаяния. Почему он ищет помощи у меня? Он говорит, что пообщавшись со мной и полистав «Человеческое, слишком человеческое», он заинтересовался моей философией. Может, увидев, насколько тяжела ноша моей болезни, он решил, что я стал экспертом по выживанию.

Но он, разумеется, не знает, насколько действительно тяжела моя ноша. Мой друг, русская дрянь-демон, эта обезьяна с накладными грудями, продолжает предавать меня. Элизабет, которая утверждает, что Лу живет с Рэ, проводит кампанию по депортации ее за аморальное поведение.

Еще Элизабет пишет, что кампания злобы и ненависти переместилась в Базель, где Лу пытается лишить меня пенсии. Будь проклят тот день в Риме, когда я впервые увидел ее. Я часто повторял тебе, что каждая неприятность, даже встречи с истинным злом только прибавляют мне сил. Но обратить эту грязь в золото не под силу даже мне, я… Я… Посмотрим.

У меня нет сил делать копию этого письма, дорогой друг. Так что, будь добр, верни его мне.

Твой

Ф.Н.

ГЛАВА 13

КОГДА В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ ОНИ ЕХАЛИ В ФИАКРЕ В КЛИНИКУ, Брейер поднял вопрос о конфиденциальности и предположил, что Ницше будет спокойнее, если его зарегистрируют в клинике под псевдонимом, а именно – как Удо Мюллера; это имя он называл, когда обсуждал этого пациента с Фрейдом.

«Удо Мюллер, Уу-у-у-удо Мю-ю-ю-юллер, Удо Мююююююллер. – Ницше, явно пребывающий в хорошем настроении, тихонечко напевал себе под нос это имя, будто хотел распробовать его мелодию. – Хорошее имя, ничего особенного. У него есть какой-нибудь особенный смысл? Может, – злобно предположил он, – это имя еще одного такого же упрямого пациента?»

«Нет, – ответил Брейер. – Это просто мнемоника. Я придумываю псевдонимы пациентам, заменяя обе буквы инициалов на буквы, предшествующие им в алфавите. У меня получилось У.М., а Удо Мюллер – это первое, что пришло мне в голову на У.М.».

Ницше улыбнулся: «Может быть, когда-нибудь медицинский историк будет писать книгу о знаменитых венских врачах и задумается: зачем великий доктор Брейер так часто навещал некоего Удо Мюллера, таинственного человека без прошлого и будущего».