Когда охотник становится жертвой

— Слушай, я не хотела говорить до суда… — она замолкает, гневно провожая взглядом секретаря и охранника, посмевших пройти слишком близко. — Я добилась эксгумации тел и экспертизы, но в последний момент мне отказали. В общем, меня любезно попросили отвалить. Это очень тёмная история, Кайл, — выдаёт она, смотря ему прямо в глаза с тревогой и злым упрямством. — Но я буду копать дальше.

Кажется, хуже уже некуда. Эта информация выбивает и без того зыбкую почву у него из под ног.

— Тебе угрожали?

— Когда я боялась угроз? — упрямится Энни, но Кайл видит в ней семнадцатилетнюю девчонку, которая пыталась спастись от ножа с помощью одного лишь острого языка. Вокруг него закручивается какой-то адский клубок, состоящий из неизвестных переменных, и он засасывает в себя всё больше и больше людей. Коул исчез. Теперь туда сунулась Крошка Энни, которая давно уже к ним никаким боком…

— У тебя же дети, да?

— Двое.

— Брось это. Ради них.

Если Коул жив, то он в крупном переплёте, иначе обязательно дал бы знать о себе. Копать бессмысленно и опасно. Энни опускает глаза. Кайл понимает, что она с ним согласна.

— Он объявится. — он уговаривает и себя, и её. Гораздо охотнее он поверит во второе пришествие, чем в смерть брата.

— Я бы не стала так надеяться.

— Он объявится, — до отчаяния упрямо повторяет Кайл, когда его, наконец, поднимают со скамьи и подталкивают к выходу из зала суда.

Когда Кайла этапируют в Центральную тюрьму Лос-Анжелеса, он думает о том, что шесть лет не сможет увидеть своего ребёнка.

***

Ворота Центральной тюрьмы распахивают свой ненасытный рот чтобы впустить машину с новой партией заключенных. Их высаживают из автозака и строгой колонной ведут на территорию тюрьмы. Старший надзиратель, снабжая речь отборным матом, рассказывает новичкам о правилах и распорядке. Их ведут по серым коридорам, заключенные приветственно ухают и тянут руки из-за решёток. Сухой, спёртый воздух с примесью крепкого пота и сигаретного дыма режет глаза, добивает их яркий свет флуоресцентных ламп под потолком. Кайл на удивление спокоен и собран. Это место станет его домом на ближайшие шесть лет.

— Привет, куколка!

Летит ему в спину как только он переступает порог столовой. Порядки в тюрьме не далеко ушли от уличных. Если спустить хоть раз…

— Ты куда намылился? — коренастый латинос средних лет преграждает ему путь. — Сядь. Сядь, говорю. Начнёшь бычиться — суток не протянешь.

Послать бы его к чёрту, но Кайл отчего-то прислушивается.

— Ты популярен, — латинос кивает на подвешенный к потолку телевизор, где по новостному каналу мелькают беззвучные кадры из зала суда. Кайл видит там своё лицо. Будь проклят этот чёртов цирк. Это может здорово осложнить ему жизнь здесь. Латинос подтаскивает стул к его столу, бухает рядом свою миску, садится. Близко, едва задевая своим плечом его плечо.

— Мне не нужна компания, — огрызается Кайл, косясь в его сторону. Мужик перегоняет центовую монетку между пальцев, как чёртов фокусник.

— А зря. Бывших копов здесь не любят, — невозмутимо, с нотками едкой насмешки и превосходства, отвечает латинос, засовывая в рот полную ложку липкой, серой картофельной массы,— И рыльце твоё, смазливое и наглое, тут быстро поправят.

Кайл чувствует, как он неприкрыто разглядывает его, сощурив глаза, словно пытается под шкуру залезть. Начинать первый день с драки действительно глупо, но как иначе заставить прилипчивого мудака отвалить. Заводить здесь полезные связи он не собирается. Он не собирается врастать в эту среду никаким образом, да чёрт, от одной лишь мысли о близких хочется броситься рыть подкоп сию же минуту. Шесть лет. Две тысячи сто девяносто дней… Как же это, мать его, пережить?!

Латинос откладывает ложку и поворачивается к Кайлу всем корпусом.

— Если не хочешь однажды проснуться с заточкой в боку, придётся завести друзей. Держись меня.

Кайл переводит на него хмурый взгляд. С чего вдруг этот старый мекс так беспокоится о нём?

— Я не хочу, чтобы моя дочь плакала по тебе.

Латинос встаёт из-за стола, со звоном кидая ложку в пустую миску, а Кайл чувствует, как у него волосы встают на загривке. Он внимательно, цепко вглядывается в его лицо. Ищет похожие черты. Таких совпадений не бывает.

Мужчина лишь криво ухмыляется в ответ на его наверняка обалдевший взгляд. Прежде чем смешаться с толпой у раздачи, он бросает ему через плечо своё имя.

— Эмилио Рейес.

Эпилог

Грузовик высаживает Кайла возле потрёпанной таблички «Ферма Лэйн». Он коротко кивает водителю и, закинув сумку с вещами на плечо, толкает покосившиеся ворота частной территории. Хочется сорваться на бег, но въевшееся в мозг «Любое движение быстрее шага приравнивается к попытке побега» заставляет упорно топать черепашьей скоростью по грунтовой, изъезженной тракторами дороге. За четыре года тюремные привычки стали как родные — может, со временем они перебьются другими.