Когда осыпается яблонев цвет

– Может быть, лучше флейту? – предложила Наткина мать. Флейта в разы дешевле скрипки, да и потом, девчонке придется где-то репетировать. «Где-то» – это, конечно, у них. И если фальшивую флейту еще можно как-то выдержать, то фальшивую скрипку – нет уж, увольте.

– Так что же? – с улыбкой обратился к Марте заведующий приемной комиссией.

И тут произошло то, чего Марта сама от себя не ожидала. Она крепко зажмурилась, даже сжала от напряжения кулачки и чуть слышно выдохнула:

– Фортепиано.

– Но, – здесь даже Наткина мама нашла в себе силы возразить, – у нас нет места для инструмента. Таточка играть отказалась, и мы продали. Теперь стоит шкаф. Куда же его деть?

Натка готова была ринуться в атаку с предложениями перенести шкаф на балкон, на чердак, к бабушке или даже к черту на кулички, лишь бы достать и водрузить на его место пианино, но Марта ее опередила:

– У нас в детдоме есть. Я могу там играть. – Следующая фраза прозвучала уже не так уверенно: – Думаю, разрешат.

– Вот еще, – фыркнула Натка. – Ты играть, значит, будешь. А мне что прикажешь делать?

– Слушать. – Сказала и сама себе удивилась. Это был, наверное, первый раз, когда Марта решилась перечить подруге. Удивило это и Натку, потому что она не стала продолжать спорить, а милостиво разрешила:

– Ладно, музицируй, Шостакович. Найду, чем заняться. Кроме того, для любимой подруги у тебя ведь всегда останется время?

Наткина мать просияла от счастья. Слава богу, Таточкины занятия не пострадают. Ох, знала бы она, что ее обожаемая дочь, прекрасно владеющая французским, имеющая разряд в гимнастике, диплом художественной школы и еще много других свидетельств и дипломов, полученных не в последнюю очередь благодаря упорству матери, станет пилить ногти в салоне красоты. Странная штука – судьба, заковыристая.

Марта нанесла на лицо директора салона последний увлажняющий крем, сказала: «Готово», – и принялась перебирать баночки и флакончики, имитируя чрезвычайную занятость, дабы избежать продолжения разговора с Данилевич. Впрочем, та и не собиралась снова запевать свою песню. Поблагодарила и упорхнула. Директор свои распоряжения по два раза не повторяла. Сказала – значит, хорошие подчиненные приказания исполнят. А Марта была хорошей подчиненной.

Косметолог взглянула в блокнот. Сейчас придет очень приятная клиентка, с такой можно было бы поговорить по душам. Только вот записалась она на мезотерапию: на лице слой гиалуроновой кислоты, по лицу датчик с током, и как тут прикажете разговаривать?

Дверь в кабинет с шумом распахнулась. Натка ворвалась вихрем и заключила подругу в объятия, почти выкрикнула Марте в ухо:

– Соскучилась!

Марта отстранилась, спросила с улыбкой:

– А было когда?

У Натки жизнь – не до скуки: парализованная свекровь, муж-алкоголик и пятнадцатилетние сыновья, переживающие переходный возраст в его самых худших проявлениях.

– Ну, для любимой подруги у меня всегда останется время, – хохотнула Натка, а Марта промолчала. Она думала о несправедливости жизни. Очень хотелось плакать.

10

Апрель 1969 года

Это пока все, что я могу написать в своем дневнике. Нет, писать не могу. Просто вложу в него эти листы. Все ведь понятно. А писать не могу. Да и читать то, что там написано, нет никаких сил. Когда-нибудь потом, потом, после. После чего? Не знаю. Нет, вру, я знаю: после боли. Интересно, она когда-нибудь закончится?

Здравствуй, моя маленькая.

Вернее, мои маленькие. Так, наверное, я должен теперь к тебе обращаться… Девочка моя, ты даже не представляешь, сколько сил и желания жить вдохнуло в меня твое сообщение. Ребенок! Как неожиданно и как чудесно! Еще неделю назад, признаюсь, я боялся, что шальная пуля может задеть и меня, а теперь знаю точно: этого никогда не случится. Теперь на Земле я необходим не только тебе и родителям, но и еще одному человечку, что только начинает расти внутри тебя.