Валя пыталась сдвинуть воспоминания, но она будто застряла. Выхода не было.
Женщина шагнула ближе, теперь они едва не касались носами друг друга. Дыхание участилось, Вале перестало хватать воздуха. Она могла застрять в мертвом городе, сотрясаемом подземными толчками, навсегда. Искать родных, дышать пылью с привкусом железа. И вдруг она почувствовала чье–то присутствие рядом. За спиной дохнуло холодом, волосы растрепались как от порыва ветра. Она увидела в черных расширившихся глазах отражение рыжеволосой женщины за своим правым плечом, а потом в руках зажегся огонь. И чужие воспоминания сдвинулись, будто кто-то повернул тяжелый, замшелый ворот. Валя подтолкнула видения, и они помчались одно за другим, как в ускоренной перемотке, пока девушка не остановила колесо воспоминаний.
***
Женщина сидела под каштаном, поджав колени к груди. Она раскачивалась из стороны в сторону, и из ее груди вырывался звериный вой, смешиваясь с завываниями ветра. Она сгребла сухие листья и смяла их в руке.
Она не могла найти своего мальчика. Она заходила во все двери, металась по незнакомым улицам, подглядывала в окна – он пропал.
Она снова завыла, как волчица, потерявшая детеныша.
Она заглядывала в лица детей, пытаясь найти родные глаза. Она забыла, как выглядит дом, в котором он ее ждет.
Женщина поднялась, пошла вперед. Она не обращала внимания на листья, приставшие к подолу длинной юбки, на сбитые ноги, на неотвязную зубную боль. Она должна найти своего ребенка. Он остался там, в доме, который она не может узнать. Тьма раскинулась над городом, зажглись редкие фонари. Даже ночь была чужой, враждебной – звезды отдалились от нее, стали незнакомыми, мелкими, словно пыль, припорошившая небо. Она шла по улице, глядя прямо перед собой, когда услышала детский плач. Тонкие, жалобные всхлипы на грани слышимости, доносились из дома за кованым забором. Она узнала голос своего сына, он звал маму, испуганный, потерянный. Ворота были открыты, дверь – распахнута, дом ждал ее. Она сорвалась с места, взлетела по лестнице, схватила теплое тельце, прижала к себе, бормоча ласковые слова, укутала в одеяло. Потом повернулась, уткнулась взглядом в черную лужу, расползающуюся, подкрадывающуюся к ногам. И бросилась прочь.
Ее ребенок забыл свое имя, язык и даже свою мать. Волосы у него порыжели. Это все мелочи. Ее не обманешь – у него были ее глаза. И этого достаточно. Она обнимала своего мальчика и пела ему колыбельные, пока он не уснул, прижавшись к ее груди. Она чувствовала биение его сердца, его дыхание согревало ей щеку. А она все шла и шла, подальше от дома, истекающего кровью.
Валя отшатнулась от женщины, она увидела достаточно. Но колесо воспоминаний крутилось дальше, поворачивая жизнь такими гранями, о которых женщина не вспоминала много лет. Она видела себя в зеркале – статную гордую красавицу. Черные глаза сияли из–под тонкой фаты, белой, как снег на горных вершинах. В руках маленький букет полевых цветов. Стук в дверь. Пора. Надежда, волнение, ожидание.
Она сидит на берегу реки, быстрой и чистой, как ее мысли. Белые буруны закручиваются барашками. А муж, любимый и единственный, накручивает прядь ее волос на палец. Второй рукой он обнимает ее. А в животе шевелится их ребенок. Она глубоко вдохнула. Так много счастья!
Она маленькая девочка, забегает в комнату, спотыкается о порог и падает на дощатый пол. Она начинает плакать, когда сильные руки хватают ее и подбрасывают высоко–высоко, под самый потолок, и ей кажется, она сейчас улетит через крышу прямо в небо, на белые облака, где живут ангелы и ее бабушка. Плач сменяется заливистым смехом. Столько любви!
Валя увидела, как глаза женщины наполняются слезами, черты лица смягчаются.
– Меня зовут София, – сказала та.
Валя сделала шаг, разделяющий их, и обняла женщину. Та замерла, а потом мышцы, зажатые много лет, расслабились, плечи вздрогнули, она уткнулась Вале в плечо и заплакала навзрыд. Они стояли, обнявшись, и девушка почувствовала, что холод за спиной пропал, взъерошив ей волосы напоследок.
Наконец, София отодвинулась, вытерла рукавом глаза. Она присела возле Динки, посмотрела в карие глаза – совсем не такие, как у ее сына – погладила рыжую кудрявую голову, поцеловала в щеку. Мужчина рядом явно был родственником девочки. Те же глаза, изгиб бровей, ямочка на подбородке
– Останься с этим человеком, – сказала она. – Он хороший.
А потом быстро пошла прочь.
– Мама? – сказала Динка, ринувшись следом, – Мамочка!
Валя удержала ее за руку.
– Тебе нравятся котята? – спросила она.
– Конечно! – отвлеклась девочка. – У тебя есть кот?
– Да. Он еще совсем маленький. У него черное пятнышко на мордочке, будто его в ваксу макнули, и пару пятен на спинке, а так он белый.
– Пушистый?
– Не очень. И худой еще. Но все равно симпатичный. Пойдем, посмотрим?
– Мама не разрешает мне ходить с незнакомыми людьми, – ответила девочка, вырвала руку у Вали и завела ее за спину. – Но она мне сказала, что дядя хороший. Я с ним пойду.
Маленькая ладошка доверчиво скользнула в руку Павлу. Мужчину едва не трясло от эмоций.