Когда Париж был еще французским

Приехав на финскую границу, пассажиры всей толпой рванули в Дьюти Фри. Здесь-то мы и получили воровской мастер-класс. Прикрываясь нашими телами, воры-фарцовщики грузили в свои сумки все, что попадало им под руку. Девица прямо на глазах у финской кассирши одела на своего приятеля новую куртку, на нее – еще одну куртку, и, якобы поправляя и отдергивая со всех сторон верхнюю куртку, оторвала ценники с нижней куртки. Далее, с громкой руганью выражая недовольство фасоном верхней куртки, сняла с подельника верхнюю куртку, грубо отбросив ее в сторону. Тем временем ее компаньон с разочарованной миной на наглой физиономии вышел из отдела в нижней куртке с ранее отодранными ценниками. Засыпался только один из них, на дезодоранте. Сработала сигнализация.

– Вот, мудак , я пол магазина вынес, а ты засыпался на сраном дезике, – громко возмущался его партнер после чисто выполненной работы, расслабленно расположившись у барной стойки.

Кассирша магазина Дьюти Фри, не знакомая с языком финских соседей, покричала, покричала, но полицию не вызвала.

Таможню мы не прошли, а пробежали: финские таможенники даже голову не повернули в нашу сторону, а следовало. Воры-фарцовщики тащили по полу целые мешки с товаром. Чего там только не было: картины, не имеющие особенной художественной ценности, вошедшие в моду искусственные цветы, косметика, одежда, электротовары.

На обратном пути народ в автобусе гудел еще больше, чем по дороге в Финляндию, хотя и без употребления горячительных напитков. Ведь была проделана опасная работа и можно, наконец, расслабиться, а это опьяняло и веселило гораздо больше алкоголя. Народ подобрался милейший, тайн ни у кого не было, каждый делился секретами своего мастерства, хвалился размером дохода. Представительницы древнейшей профессии откровенно поведали о постигших их разочарованиях в семейной жизни, и что, только разведясь, они научились ценить себя, как женщин. Воры – фарцовщики демонстрировали содержимое своих сумок и мешков.

Была, правда, часть пассажиров, не слишком довольных поездкой – мужчины, задачей которых было приобретение машин отечественных марок, их – то на финском рынке подержанных машин и не оказалось, пришлось купить импортные, к которым не было дома запчастей, но опечаленных новых собственников машин не было в автобусе, они перегоняли своих мустангов сами в Ленинград.

Тем не менее, жаловаться не приходилось, ведь народ в автобусе подобрался не только откровенный, но и вежливый – никто так и не поинтересовался у нас с соседкой: «А вы-то, девчонки, зачем ездили?».

Финские газеты писали, что они открыли границы, чтобы увидеть у себя в гостях русскую интеллигенцию (это с «джентльменским-то набором»), которой так много в Ленинграде, а увидели представительниц древнейших профессий.

Откуда им было знать, что у русской интеллигенции, особой социальной группы лиц, отличающейся высотой духовно-нравственных стремлений, и исчезающей за ненадобностью в новых реалиях жизни, никогда не было, и, похоже, не будет средств на путешествия, а если вдруг эти средства появятся, то вряд ли эту новую публику можно будет назвать интеллигенцией.

В Италию за красотой

Дорога к Возрождению

Когда в результате полнейшей неразберихи в правительстве на нас обрушилась свобода, то одних она придавила, других – выдавила. А что, свобода – дама тяжелая, в особенности – русская свобода. Наш человек, получивший неплохое как обязательное, так и необязательное образование, из всех свобод предпочитал свободу передвижения, пусть не во-времени, так хотя бы в пространстве. Ну да, для этого нужны деньги, и не малые, – плевать, хоть впроголодь, хоть босиком, но с высоко поднятой головой! Но это тогда, в начале девяностых, осознавая, что мы не глупее европейцев, а порой и образованнее, просто нам со строем не повезло, поэтому и денег нет, и языков по той же причине мы не знаем. Хуже обстоит дело сейчас, ведь свободой мы наслаждаемся больше двадцати лет, а денег по-прежнему у большинства населения нашей страны на путешествия нет, и языки по-прежнему мало кто знает.

Итак, не будем отвлекаться от девяностых. Те, кого выдавило из толпы, послали просить милостыню тех, кого придавило. Города и улицы разделили на сферы влияния, и ожившие герои Ильфа и Петрова вышли на пешеходные мостовые. Одни и те же бабки, деды и инвалиды, с утра до вечера, утюжили тротуар в поисках милостыни, требуя у каждого, проходящего мимо: «Дай миллиончик!». Тем более что миллиончик уже мало что стоил. Тот, кто удержался на работе, получал деньги пачками и переносил их в авоськах. Наиболее чувствительные граждане, не привыкшие к такому зрелищу, отдавали совсем не лишние кровные, хотя и задавали в никуда вопрос: «Как это все так быстро обнищали?». А к киоскам с продуктами или какой-либо мелочевкой и подходить было опасно: тут же появлялся длинноволосый щетинистый детина в рясе, подпоясанной бечевкой, и хватал за грудки с тем же требованием денег на пропитание. Короче, удивить нас можно было только благополучием и красотой.