Когда погаснет лампада

Евреи Гадяча заняты заботами об укрытиях. Погромы и грабежи участились, надо подумать о том, как сберечь и вещи, и души. Просто удивительно, как вовремя озадачил Шапиро людей этой необходимостью! Умен этот человек, думает обо всех, как и подобает главе общины. Он говорит, что евреев в Гадяче осталось немного, и это дарит им некоторую надежду. Нужно лишь вести себя как можно незаметней, кутаться в шарф, в платок, выходить только по необходимости и даже тогда стараться передвигаться задворками, держаться в тени, не высовываться. Сейчас время остерегаться на каждом шагу и сохранять при этом надежду. Осторожность и надежда! Возможно, они помогут уцелеть — до времен, когда можно будет распрямиться и жить иначе.

Так говорит Шломо Шапиро. Укрытия готовят и в доме Фейгиных. Хаим-Яков проявляет в этом особенную изобретательность. Как следует защищаться от нашествия вредоносных врагов? Во-первых, следует позаботиться об Айзеке. С этой целью в заборе проделан проход: из двух досок извлечены гвозди. Со стороны этого не видно, но теперь доски можно повернуть и выбраться со двора наружу. Решено, что в случае тревоги первой спасается Даша с ребенком на руках, а за нею — Тамара. В дополнение к этому Хаим-Яков устроил хороший схрон на чердаке: можно забраться за глухую перегородку и там запереться. Туда же на всякий случай перенесено немного продуктов и одежды.

Эти меры предосторожности совсем не лишние, потому что и в самом деле настало время погромов. О чем Фейгины не имеют ни малейшего понятия, так это о том, что к ним направляется Глаша. Легкой походкой преодолевает она расстояние от Вельбовки до Гадяча. Стоит хорошая осенняя погода — ветер и солнце. Вот и мост через реку. Никто не обращает внимания на сероглазую украинскую девушку с льняными волосами. Она входит в Садовый переулок. Дом Фейгиных выглядит необитаемым: ставни плотно закрыты, ворота заперты. Глаша тихонько стучит в окно.

— Хаим-Яков, взгляни, кто там?

Стук повторяется. Хаим-Яков и Тамара безуспешно пытаются разглядеть что-то сквозь щель в ставне. Наконец они приоткрывают калитку и видят Глашу.

— Бабушка дома?

Глаша стоит в горнице и с любопытством оглядывается вокруг. Ставни задраены повсюду, кроме одного окна, выходящего во двор. У сарая — два дерева с голыми ветвями. Двор обнесен крепким дощатым забором. Бабушка Песя лежит на кушетке, рядом с ней младенец в колыбельке.

Серые Глашины глаза внимательно изучают комнату. В ней собрались все жители дома, включая Дарью Петровну, которая прибежала из кухни. Все они недоуменно глядят на нежданную гостью.

— Я тебя знаю! — вдруг говорит Тамара. — Видела тебя в Вельбовке.

Глаша поворачивается к Песе:

— Вы мама Соломона Ефимовича Фейгина?

— Да.

— Я должна поговорить с вами наедине.

Хаим-Яков, Даша и Тамара выходят в соседнюю комнату. Глаша тщательно прикрывает дверь, расстегивает кофту и вытаскивает из рубашки записку Соломона.

Песя читает письмо сына и содрогается. Значит, Соломону не удалось выскользнуть из немецкого окружения и добраться до Красной армии! Она обрушивает на Глашу град вопросов. Где он? Как он выглядит? Что рассказывает? В безопасности ли он? Что случилось с Вениамином?

Глаша отвечает не сразу. Она говорит не торопясь, тщательно подбирая слова. Песя во все глаза смотрит на девушку — та выглядит надежной. За долгие годы своей жизни бабушка Песя научилась хорошо разбираться в людях. Эта девушка не похожа на мошенницу, которая пытается обманом добыть еду и одежду. Кроме того, Соломон не стал бы передавать записку через человека, которому не доверяет.

Песя встает с постели, чтобы собрать все необходимое. Это два старых костюма Соломона, рубашки, белье, шапка, поношенное пальто и еще одно, поновее, с плеча Хаима-Якова. Из еды Глаша берет хлеб, жир, лук, крупу, соль. Не забыты также спички и мыло. Хаим-Яков упаковывает сверток. Дарью Петровну и Тамару в тайну возвращения Соломона решено не посвящать.

Собирается внушительное количество вещей. Куда это сложить? Конечно, в мешок! Мешок не привлекает внимания. Спустя полчаса Глаша уже стоит у дверей с мешком на плечах. Старая Песя провожает девушку. Она целует ее в обе щеки, целует и плачет.

— Бог тебя не забудет, девочка, — говорит Песя. — Плохо сейчас евреям. Украинцам тоже несладко, но евреев и вовсе сживают со свету…

Глаше некогда плакать — ее ждут в лесу двое парней. Надо идти.

— Если получится найти место понадежней, то пусть лучше держатся подальше от города, — добавляет старая мать. — Немцы ходят из дома в дом, грабят. Начали уже и убивать.

Глаша отвечает, что пока надежнее всего в лесу. Через несколько дней она постарается еще раз навестить стариков, передать привет от сына.

Глаша уходит. Дарья Петровна запирает за ней ворота. Но на этом не кончаются события этого дня. Не успела кормилица задвинуть засов, как приходится отодвигать его снова: во двор входят два немецких офицера. Они молоды, вооружены, самоуверенны, и руки у них загребущие. Немцы проходят в дом и требуют примус:

— Несите примус, понятно? Чтоб был через два часа! А не будет примуса — будет капут!