Когда погаснет лампада

— Папа говорит, что всем надо идти в штибл! Туда фашисты не доберутся!

Хая-Сара слышит и разражается смехом. Фальшиво звучит этот смех, как у плохого актера на сцене. Если уж быть до конца честным, даже ее душу раздирают сомнения.,

— С чего он взял, что туда не доберутся? Что им помешает?

— Пошли! — решительно говорит Голда.

Она мать, на ней лежит ответственность за детей. Кроме того, Голда беспрекословно верит отцу. Несмотря на все свои странности, он всегда был ласков и убедителен с детьми. Она начинает собираться. Теперь очередь за Берманом.

— Мама, пойдем, — говорит он, в первый и последний раз в жизни осмеливаясь возразить матери. — Ну, пожалуйста. Как ты останешься одна в такой страшный день?

— Ничего страшного, не украдут меня! — сердито отвечает Хая-Сара.

Тем временем Голда завершает свои поспешные сборы. Она стоит у двери с ребенком на руках. Стоит и молчит, но молчание ее говорит само за себя.

— Ну и проваливайте! — кричит вдруг Хая-Сара. — Идите все к черту! Я остаюсь здесь!

— Что ж, всего тебе доброго, — печально говорит Берман и целует разгневанную мать в щеку.

И тут словно что-то ломается в душе непреклонной старухи. Она крепко обнимает сына, прижимает его к себе и замирает так на несколько мгновений. Не то стон, не то всхлип вырывается у нее — короткий, прощальный.

Все берутся за узлы; своя ноша выпала даже усталому Лейблу, даже самым маленьким, Шимону и Абке. Беженцы в собственном городе, они крадучись выходят из дому. Серыми тенями полны этой ночью улицы Гадяча. Хая-Сара запирает дверь изнутри. Ее вдруг охватывает ужас. Еще не так темно, чтобы зажигать свет. Старуха садится у окна и смотрит на Вокзальную улицу. Сумерки. Напротив сидит на скамье украинка и что-то жует так поспешно, будто боится, что кто-то вырвет еду у нее изо рта. Но вот она проглатывает и равнодушно глядит прямо перед собой. На женщине мятое цветастое платье, вязаная кофта и туфли со стоптанными каблуками.

Что-то знакомое в этой женщине… — ах да, это ведь Ксения, дочь Ульяны Мазурок. Вот она встает и медленно идет прочь от скамейки.

Страх продолжает терзать сердце Хаи-Сары Берман. Она вздыхает, отходит от окна и, не раздеваясь, ложится на кровать. Вокруг тишина — лишь мыши скребутся в кладовке.

Пожалуй, в этот момент мы и оставим Хаю-Сару Берман. Неизвестно, удалось ли ей задремать в эту ночь, — во всяком случае, никто не слышал ее обычного храпа. Лучше посмотрим, что происходит в Садовом переулке. Там вовсю готовятся: Песя пригласила в свое укрытие семью Розенкранцев, Фрейду Львовну и ее дочь Раю. Хаим-Яков и Нахман Моисеевич погибли бок о бок, и общее несчастье как бы породнило двух вдов. Фрейда Львовна моложе Песи на десять лет, и это указывается на их повседневном быте. Например, Песя блюдет кошер, в то время как Фрейда Львовна не придает ему особого значения. Песя — скромная простая еврейка, а Фрейда Львовна считает себя образованной современной гражданкой. Но вряд ли сейчас есть время обращать внимание на подобные разногласия.

Итак, две женщины и две девочки готовятся занять место в укрытии на чердаке. Говорят шепотом, двигаются осторожно, готовят еду, которую планируют взять с собой. В укрытие переносится запас воды, одеяла, подушки. Затем они крепко запирают двери и ставни и ложатся спать — пока еще в комнатах. Завтра в десять утра им придется подняться в укрытие и молчать, надеясь на лучшее.

Рая и Тамара лежат рядом и шепчутся до полуночи. О чем они говорят? Настало время открыть их тайну. Девочки собираются переодеться украинками и сбежать из Гадяча. Пока они никому не рассказывают о своем намерении, не желая раньше времени вступать в споры с мамой и бабушкой.

Тамара решила уйти из города давно — в день разгрома дедушкиного дома, в день, когда немецкий офицер несколько раз выстрелил у нее над головой. Оставаться в городе еврейкой — значит погибнуть. Тринадцатилетняя девочка хочет жить, и если взрослые не могут обеспечить ее безопасность, приходится заботиться об этом самой. Она всегда была послушной, любила маму и бабушку Песю. Но разве виновата Тамара в том, что родилась еврейкой? Кто-нибудь спросил ее об этом? Нет. Почему же сейчас она должна погибать?

Жить в Гадяче становится все опасней и опасней. Значит, нужно убежать туда, где никто ее не знает. А за компанию, чтобы не было скучно, можно взять с собой Раю Розенкранц.

Рая — красивая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами. Еврейского в ее облике — лишь слегка горбатый нос и глаза навыкате, а в остальном — обычная внешность. Сейчас девочки обсуждают, где достать такую одежду, чтобы сойти за деревенских.

Наговорившись, они засыпают. Вот оно, преимущество бездумной юности: пожилые женщины всю ночь ворочаются с боку на бок в своих постелях, вздыхают, встают и снова ложатся.