Когда погаснет лампада

Волшебные речи, полные мира и покоя! Вениамин слушает, как старик рассказывает ему свою сладкую сказку. Снаружи рыскает фашистский зверь-людоед, жаждет крови людей, сгрудившихся вокруг могилы Старого Ребе, а Шапиро нашел время для того, чтобы рисовать картинки своей мечты перед удивленными глазами еврейского парня! За стенами штибла расстилается кладбище, торчат из земли молчаливые надгробия, каменные плиты с высеченными на них еврейскими буквами.

Из-за них, из-за этих надгробий, и произошли те события, о которых будет рассказано дальше.

Медленно ползет время, настает полдень. Сарка Гинцбург заступает на дежурство. Она надевает телогрейку, повязывает голову платком и прокрадывается на наблюдательный пункт. Сарка лежит в маленьком овражке, скрытая от постороннего глаза камнями надгробий и голыми ветвями кустарника, лежит и поглядывает вокруг.

Так, слушая и наблюдая, ей предстоит провести целых три часа. Сарка — не Янкл Левитин, из другого теста скроена эта девчонка. Не иначе как от отца в ней эта странная сила характера. Янкл — типичный сын народа Книги, его взгляд задумчив и порхает поверх реальной жизни. Мир кажется ему составленным из книжных образов и слов. Полная противоположность ему легконогая Сарка, подвижная как ртуть, глядящая миру прямо в глаза.

Она лежит в небольшой выемке, не то природной, не то образованной заступами могильщиков, и лишь голова ее торчит над поверхностью земли. День ясен, хотя солнце почти не греет. Листья уже все облетели, но хвойные деревья остались зелеными — они шуршат теперь и за себя, и за оголившихся соседей. Жухлая трава колышется под порывами ветра. Сарка предпочитает лежать здесь, а не киснуть в душной клетке штибла. На белом свете столько движения и жизни! Если сидеть все время со стариками, глядеть на их морщинистые лица и сгорбленные спины, слушать шелест их шепота и печаль их молчания, то скоро и сама почувствуешь себя старше на двадцать лет! Зато под открытым небом, с перистыми облаками над головой, вспоминаешь, что где-то еще есть жизнь, и радость, и детство.

Такие мысли плывут в голове этой неглупой четырнадцатилетней девочки, лежащей на наблюдательном посту среди старых еврейских надгробий. Но вдруг что-то привлекает ее внимание. К кладбищу приближается телега. Откуда и зачем она здесь? Колеса скрипят все ближе и ближе. На телеге двое. Это явно не евреи. Согласно указаниям Шапиро, Сарка должна немедленно бежать с донесением к взрослым в штибле. Но она так долго глазела на телегу, что упустила момент. Гости остановились совсем рядом с ее ямкой, и девочка не может двинуться без того, чтобы не обнаружить свое присутствие.

Скорчившись и почти не дыша, она лежит в овражке и лишь изредка выглядывает наружу. Мужчины спрыгивают с телеги, берут молоты и лопаты и начинают выкорчевывать одно из надгробий. «Зачем им понадобилось надгробие?» — недоумевает Сарка.

А между тем тут нет причин для недоумения. Гранит — превосходный строительный материал, особенно для фундамента. Когда начались гонения на евреев, мародеры взялись за еврейские дома, а теперь вот настала очередь кладбищ.

Удача с теми, кто быстро соображает. Братья Петро и Филимон Грищуки давно уже задумали строить новый дом и вот теперь первыми догадались отправиться за добычей на еврейский погост. Поплевав на ладони, они начинают раскачивать первое надгробие. Молоты бьют по земле, по могильному граниту. Удары то глухие, то звонкие, и каждый из них болью отдается в Саркином сердце. В семье Гинцбург привыкли с уважением относиться к памяти ушедших, к могилам, к надгробиям и особенно — к гробнице Старого Ребе. В жизни не ступала нога Сарки на могильный холмик или надгробную плиту. Она знает, что это страшное богохульство.

Кряхтя и надрываясь от усилия, мародеры поднимают на телегу первое надгробие и берутся за следующее. Гнев вскипает в Сарке, и она начисто забывает о своих обязанностях часового и наблюдателя. Как чертик из табакерки, она выскакивает перед грабителями.

— Что вы тут делаете?

Четыре сердитых глаза смотрят на девочку. Это глаза воров, которым мешают красть.

— Не твое дело! — говорит Филимон, младший из братьев.

— Вы не имеете права брать надгробия! Они наши!

— Чьи это «наши»? — спрашивает Филимон, опершись на лопату. — А ну, дуй отсюда, если жизнь дорога!

— Это наше кладбище! — упрямо повторяет Сарка. — Возвращайтесь к себе!

Как вам нравятся эти переговоры между еврейской девочкой-подростком и двумя здоровенными мародерами?

— А ну, катись отсюдова! — вступает в разговор старший, Петро, и для пущей убедительности замахивается на Сарку молотом.

На лице у него угрожающее выражение. Петро привык подчиняться властям, но не станет же он слушать эту сопливую еврейку, чудом выжившую после ликвидации? Не ей учить его, взрослого мужчину.

Сарка видит злобную физиономию вора и отступает. Она бежит к штиблу, распахивает дверь, и в лицо ей ударяет душный запах многих человеческих тел. В спешке она забывает о том, кому надо докладывать, и бежит не к Шапиро, а к отцу, который, как всегда, склонился над книгой.

— Что случилось, Сарка?