Когда погаснет лампада

— Папа, там воруют надгробия!

Гинцбург — кладбищенский габай, следить за надгробиями — одна из его прямых обязанностей.

— Воруют надгробия? — переспрашивает он, поднимаясь с места. — Как это?

Шапиро, погруженный в беседу с Вениамином, понятия не имеет, что за его спиной разворачиваются довольно значительные события. Гинцбург и Сарка выходят из штибла и направляются к мародерам. Габай шагает широко, выпрямившись во весь рост. Правителю кладбища не пристало ползать в своем царстве. Увидев грабителей и дело их рук, он не сомневается ни мгновения. Гинцбург вскакивает на телегу и берется за камень, намереваясь скинуть его на землю. Что он задумал, люди добрые? Ведь не только свою жизнь подвергает опасности Арон Гинцбург, но и жизни тех, кто прячется в штибле! Сил у него поуменьшилось в последнее время, но кое-что еще осталось. Камень сдвигается с места, еще, еще и наконец соскальзывает с чужой телеги на родную кладбищенскую землю. Спрыгивает и Арон. Он тяжело дышит. Борода габая растрепана, глаза потускнели, странная желтизна покрывает его обычно бледное лицо. Надо бы отдохнуть Арону Гинцбургу после такого усилия. Но в этот момент подступают к нему братья Грищук.

— Ты что это? — грозно кричит Петро, вплотную подходя к Гинцбургу.

Но не на того напал — габай и не думает отступать.

— А ты это что? — эхом повторяет он слова мародера. — Возвращайся откуда пришел!

Гинцбург не успевает закончить фразу, как на него обрушивается первый удар. Петро вовсе не шутит. Братьям действительно нужен камень под фундамент. Приближается зима, есть еще много работы до первых холодов. Ну зачем этим евреям надгробья? Пройдет еще несколько дней, и даже памяти от них не останется в Гадяче. Чего ж тогда пропадать такому прекрасному граниту? Надо заткнуть глотку этому безумному еврею.

Гинцбург падает на землю. Падает и встает. В глазах его зажигаются два огонька. Перед нами тот давний одессит Арик Гинцбург в ботиночках со скрипом. Это Арик, король улицы Старопортофранковской, который никогда не отступал перед хулиганами.

На кладбище разворачивается неравная схватка. Удивленно смотрят на нее старые надгробия. Посмеиваются под землей белые от времени скелеты. Печально глядит серое небо, вздыхают леса на горизонте. Могильный камень, камень преткновения, тихо лежит под колесами телеги. Безмолвно стоят две лошади. Бойцы тоже молчат, лишь тяжелое дыхание и хрипы нарушают тишину. Гинцбург получает удары, кулаки братьев в еврейской крови.

— Папа, пойдем! — молит Сарка.

Она уже чувствует свою вину в том, что происходит. В этот момент Гинцбург получает особенно тяжелый удар и падает. Лица братьев пылают злобой. Петро хочет поднять молот, но Филимон останавливает брата. Ему, младшему, чуть меньше сорока пяти. Это Петро подбил его ехать за надгробиями.

— Черт с ним! — пробует он уговорить брата. — Не убегут же отсюда эти камни. Приедем потом.

Победа! Грабители садятся в телегу и уезжают восвояси. Филимон держит вожжи, Петро сидит сзади и грозит Гинцбургу кулаком. Надгробия молчат. Победа-то победа, но уж не пиррова ли она? Достаточно посмотреть на разбитое в кровь лицо кладбищенского габая. Нелегко пришлось этому несгибаемому бойцу. Отец и дочь возвращаются в штибл. Пока Энгертов перевязывает голову Гинцбурга, Шапиро, Вениамин и Берман выслушивают сбивчивый Саркин рассказ. Их лица полны тревоги. Беда! Беда! Непродуманные действия габая и Сарки могут навлечь несчастье на обитателей штибла. Град упреков обрушивается на головы обоих Гинцбургов. Сарка выслушивает обвинения с опущенной головой, слезы стоят в ее глазах, непокорные черные кудри выбиваются из-под платка. Арон Гинцбург не реагирует никак. Если бы все повторилось вновь, он реагировал бы точно так же.

Мертвые евреи нашли в нем истинного защитника. Тем более что Арон отнюдь не одинок. Дети семейства Гинцбург целиком и полностью на стороне отца. Они тесно сгрудились вокруг него — черные курчавые головы детей окружают перебинтованную голову отца.

Остальные собираются вокруг Шапиро и Вениамина и слушают хриплый шепот старого сиониста. Шапиро полагает, что, несмотря на возросшую опасность, надо оставаться в штибле. До наступления темноты осталось всего два-три часа. Ночью придет Соломон и выведет всех с кладбища. Пока же следует выставить усиленные караулы: Вениамина, Бермана и Лейбку. На этих постовых можно положиться — они не станут подвергать живых риску из-за нескольких камней.

И вот мы видим Вениамина лежащим на наблюдательном пункте среди надгробий. Над ним кроны сосен, и холодное небо, и медленно сгущающиеся сумерки.