Когда погаснет лампада

«Мой муж!» — взволнованно отвечает Клава.

Она любит этого парня и ничего не может с собой поделать. Единственный выход: развод с Бобровым. Так говорит ему жена и начинает плакать. Бобров выходит из дома и говорит сидящему на пеньке парню: «Иди отсюда!»

«Я сижу в общественном месте, — отвечает парень. — И никто тут мне не указ».

Бобров подходит к нему поближе, и нижняя губа его дрожит от гнева. Парень вскакивает со своего пенька и убегает в лес. Муж возвращается на дачу и приступает к объяснению с женой. Следует длинная цепь упреков, уговоров, слез и упрямого молчания с головой, опущенной долу. Тут только понимает Бобров всю тяжесть обрушившегося на него несчастья.

Все молча слушают Степана Борисовича, и даже Клара Ильинична не торопит его. Но почему нынешние слова профессора так сильно отличаются от тех, которые он говорил ранним утром Вениамину? Разве не были те утренние слова исполнены гнева и осуждения? Разве не метал профессор молнии в адрес бескультурных мужчин, которые не умеют решать подобные конфликты по-джентльменски, посредством скидывания пиджаков и кулачного боя по всем правилам бокса?

Тем временем Степан Борисович продолжает свою лекцию, и посвящена она совсем не вопросам механики и предназначена отнюдь не для студенческих ушей. Нет, на сей раз, вооружившись скальпелем красноречия, он препарирует самые тонкие ткани человеческой души.

Пришла ночь, Бобров лег, но, конечно, не мог уснуть. Ревность и гнев терзали душу этого зрелого мужчины. Вдруг он услышал, что Клава собралась выскользнуть из дома.

«Куда ты, Клава?»

«Хочу пройтись».

Он остается один. Сереженька чмокает губами во сне. Тикают ходики на стене. Бобров лежит без сна на ложе страданий. Глаза его открыты, но он ясно представляет себе Клаву в объятиях того парня. Он видит, как они смеются над ним, как целуются, как… Фантазии одна больнее другой одолевают его. Страшные мысли закрадываются в голову — в том числе и об убийстве. Поглощенный собственной болью, он уже не думает о своем будущем, о ребенке, о работе — ни о чем, кроме мести. Но вот окна начинают сереть: приближается рассвет. Бобров поднимается с постели — и что он слышит? Снаружи доносятся звуки. Это приглушенный смех, тихие голоса, вздохи. Он напрягает слух и разбирает слова: «Будь тверже, Клава!»

Вслед за этим открывается дверь, и Клава крадучись пробирается в свою комнату. Вне себя Бобров выскакивает из дома. Так и есть: вчерашний молодой человек сидит на том же самом пенечке и покуривает папироску! Увидев это, Бобров хватается за кол и бросается на обидчика.

— Боже упаси меня оправдывать подобные вещи, — говорит профессор, обращаясь к Рахили. — Но разве ваш брат не сделал все, что было в его силах, чтобы попасть под удары Боброва? Ну что заставило его прийти сюда именно в этот момент?

— Ревность.

Степан Борисович возводит к небу удивленные глаза: против подобного безумства он, профессор и ученый, не может возразить ничего. Разве можно анализировать развитие событий с сумасшедшими?

Рахиль поясняет сказанное, вот только слова ее звучат уже не так уверенно, как прежде:

— Возможно, он боялся, что Клава помирится с мужем. Возможно, мой брат понимал, как слабо женское сердце. Нам, женщинам, бывает трудно сопротивляться мужскому напору.

Из леса появляются три фигуры — две женщины и мужчина, высокий и широкоплечий. Степан Борисович привстает и машет рукой:

— Иван Дмитриевич, заходите!

Троица подходит к веранде. Это Лида, Клава и Бобров. Пока Вениамин знакомится с Бобровым, Клава устремляется к Рахили и забрасывает ее вопросами о Соломоне. Как он, да что с ним, да что сказали врачи?

А кого видит перед собой Вениамин? Бобров — высокий мужчина около тридцати, с узким лицом и серыми глазами, которые поблескивают из-за стекол очков. Набухшие веки красны, и от этого глаза кажутся очень усталыми. У Боброва массивный затылок и низкий грубоватый голос. Но какой ласковый взгляд бросает в сторону этого очкастого интеллигента Лида, чистая голубка! Вот она наклоняется и нежно снимает нитку, невесть откуда приставшую к бобровской рубашке.

Бобров подходит к Рахили и протягивает ей руку для знакомства — руку, которую Рахиль не замечает. Она слишком занята разговором с Клавой. Нет, лица Соломона она еще не видела. Да, состояние серьезное, но опасности для жизни нет.

Все видели безответно протянутую руку Боброва. Но сам он выглядит вполне живым и вряд ли собирается кататься по земле и посыпать голову пеплом. С другого конца стола слышен его бас: Бобров рассказывает Лиде о нелепом случае, который произошел с их общим ленинградским знакомым. Лида смеется, как будто прозвенел серебряный колокольчик.

Рахиль резко поднимается со стула, прямая, гневная.

— Идем, Вениамин! — командует она и, ни с кем не прощаясь, спускается со ступенек веранды.

— Зачем такая спешка? — удивляется Клара Ильинична.