Когда погаснет лампада

Он отечески похлопывает Вениамина по плечу. Таков он, Роман Назарович, давний читатель газет. Есть у него здравый смысл и опыт немалый, умеет старый учитель разбираться в политических сложностях. И вот, поразмыслив, пришел он к однозначному выводу. Уже много лет строит Германия свою промышленную мощь, и это неизбежно должно закончиться войной. Пушки вместо масла. Но война эта будет быстрой, не то что прошлая.

— А что будет делать наша Красная армия, Роман Назарович? Неужели будем стоять в стороне и смотреть, как Гитлер захватывает Европу?

— Пока что, до поры до времени, вышли мы из этой игры. Ведь чего хотел Чемберлен? Чемберлен и его приспешники хотели столкнуть нас с немцами, а потом повалить обоих. Чемберлен готов сражаться до последнего солдата — только чтобы солдаты эти были не английскими. И тут вдруг этот наш договор с немцами. Не то чтобы нам так нравился Гитлер, но, похоже, сейчас просто нет выбора. Политика требует реализма и осторожности, осторожности и реализма.

Так рассуждает старый учитель Роман Назарович Иванчук, не забывая при этом поливать помидорные кусты. Но тут Вениамин, достойный отпрыск древа иудейского, подпоясывает чресла свои и извлекает на свет вопрос о справедливости мира. Где она, справедливость? Как мог такой культурный немецкий народ, народ Гете и Бетховена, посадить на свою шею Гитлера и его партию, банду грабителей и убийц? И как мы могли заключить договор с этими разбойниками?

Роман Назарович какое-то время молчит, а затем начинает смеяться. Он смеется добрым смехом умудренного жизнью человека. Справедливость мира? Ха-ха. В вопросах политики нет такого понятия — справедливость. Есть только столкновение сил: кто сильней, тот и прав. Мировая справедливость! Куда ее наклонить, там она и будет, твоя мировая справедливость. У Гитлера тоже есть справедливость, и у Чемберлена, и у Даладье — и каждый сражается за свою. Сколько уже крови пролито на землю от этой справедливости…

Да, Роман Назарович твердо стоит обеими ногами на земле. Он работает в городской школе Гадяча, есть у него дом, сад, огород и пианино фирмы «Блютнер». И никакая мировая справедливость не собьет его с толку.

— А что по поводу девочки, Роман Назарович?

Старик ведет Вениамина в дом и там пишет записку Митрофану Петровичу Гавриленко, директору вельбовской школы.

— Митрофан Петрович найдет ей учителя.

Вениамин берет записку и выходит. На улице уже пролегли вечерние тени. В топоте и пыли, блеянии и мычании возвращается с пастбища стадо. За ним идут два пастуха, старик и подросток, — вдут не торопясь, длинными кнутами подгоняя отставших животных. И в самом деле, не так уж много движения в городке, не так уж много событий. Утром выходит стадо на луг, вечером возвращается в сопровождении столбов пыли и запаха молока. Но вот улеглась пыль, коровы разошлись по домам, и снова стихает местечко. С реки дует прохладный ветер, предвещая приближение темноты.

Вениамин возвращается в Садовый переулок. Этот вечер он намерен провести с матерью. Послезавтра они расстаются. Сара Самуиловна уезжает в Харьков, Вениамин возвращается в столицу. Билеты уже куплены, но нужно еще паковаться. В конце концов, они тоже дачники с обычными дачными заботами.

Долго, до самой полуночи, продолжается разговор матери с сыном. О чем они говорят? О давних воспоминаниях детства, о людях, близких и дальних, о домах и садах родного местечка, о судьбах детей и стариков, о перевернутых страницах прошлого.

Обычная беседа о делах минувших дней. Вот уже и полночь прошла, мать и сын лежат в своих постелях, но все еще слышны обрывки недосказанного, еще витают во мраке комнаты призраки старого волынского местечка.

— Мама, а помнишь меламеда[19]

Мешулама Фофика?

— Конечно, как не помнить. Это был настоящий религиозный еврей.

— Он так смешно смеялся, задирая вверх козлиную бородку. Хрипло так и заразительно.

Боже милосердный, ну какое нам сейчас дело до Мешулама Фофика и его козлиной бородки? Но делать нечего, это ведь вечер воспоминаний, и тени прошлого сами без спросу выходят из укромных уголков памяти.

— Мама, а помнишь Нояха-водовоза?

Конечно, она помнит и Нояха, который в любую погоду — и под солнцем, и под дождем — носил один и тот же войлочный кафтан.

И мать вдруг начинает рассказывать о чайнике, который когда-то был украден у них прямо из дома вместе с кипятком. Стоял себе на табуретке в кухне, она заходит налить чаю, а чайника-то нет! Исчез, как сквозь землю провалился!

Но это уже слишком для Вениамина. Он закрывает глаза и проваливается в сон. Откуда-то издалека еще доносится до него тихий голос матери:

— Вениамин!

Молчание.

— Спокойной тебе ночи, сынок. Крепкого сна и хорошего отдыха…

Умолк мир. Зато утром, едва открыл Вениамин глаза, как тут же навалилась на него уйма дел. Десять утра, а ему еще предстоит так много работы! Привезти Соломона из больницы — раз! Повидать Глашу — два! Подготовиться к отъезду — три! Ведь завтра уже на вокзал!