Бен не знал, чем закончить письмо. Назвать свое имя? Оставить адрес? Предложить встретиться лично?
К его искреннему удивлению, они переписывались уже давно. Единственный раз такое случалось с ним после летнего лагеря за городом, когда его соседи по комнате поклялись оставаться друзьями по переписке в течение всего учебного года, даже скрепив свое обещание особым ритуалом. Однако к зиме, когда жизнь мальчиков снова наполнилась уроками, спортом и музыкой, их решимость сошла на нет. Именно Бен написал последнее письмо, так и не получив ответа.
Из последнего письма было ясно, что Э. была учительницей, но Бен не знал, свободной или замужней, молодой или старой. Возможно, теперь, когда у него было больше информации, пришла пора провести расследование, прийти в школу в будний день и спросить, кто из учителей преподает в классной комнате 204. Но не будет ли он выглядеть подозрительно? Тридцатилетний мужчина, шныряющий вокруг и задающий странные вопросы?
Кроме того, Бен не был уверен, что хочет узнать ответ. Он не был готов расстаться с тайной, которая делала эти письма особенными. Он понимал, что для Э. переписка могла быть пустяковым развлечением или проявлением жалости. Но он не хотел, чтобы письма перестали приходить.
Горстка друзей, которым Бен доверил правду о своей нити, — все они были длиннонитными, — вначале поддерживали с ним связь довольно часто, звонили или писали, чтобы узнать, как дела. Но в последнее время общение постепенно угасало. Даже Деймон, который еще в апреле уговорил Бена вступить в группу поддержки, каждый понедельник утром интересовался, как прошла очередная встреча, последние две недели подряд забывал задать этот вопрос.
Возможно, все они считали себя бессильными помочь Бену, или неловко прятали свое горе, или чувствовали себя виноватыми из-за своих длинных нитей. Может быть, они просто не знали, что сказать.
Бен подождал, пока группа разойдется и он останется один в пустом классе, потом достал из портфеля сложенный пополам лист бумаги, на котором была написана буква «Э». Наклонившись, он поставил его, как миниатюрную палатку, на пол, у книжного шкафа.
Когда Бен обернулся, то увидел Хэнка, который озадаченно за ним наблюдал.
— Кажется, я потерял наушники, — объяснил Хэнк.
— О, давайте поищем вместе, — предложил Бен.
Мужчины в неловкой тишине принялись расхаживать по классу, склонив головы.
— Не возражаете, если я спрошу, что вы делали с этим листом бумаги? — наконец решился Хэнк.
Бен на мгновение задумался.
— Подпадает ли мой ответ под закон о конфиденциальности переговоров врача и пациента?
— Конечно, почему бы и нет? — Хэнк рассмеялся.
И Бен рассказал Хэнку о письме, которое случайно оставил под стулом после одной из встреч с группой, и о загадочном ответе, который получил.
— И теперь я как бы переписываюсь с совершенно незнакомым человеком… — объяснил Бен. — Что, как я понимаю, звучит нелепо, если произнести это вслух.
Хэнк с любопытством прищурился.
— Ты действительно не знаешь, кто тебе пишет?
Бен покачал головой.
— Я думаю, что это одна из учительниц, — сказал он. — Но возможно, что здесь проводят собрания анонимных алкоголиков и еще каких-нибудь групп поддержки, так что… кто знает?
Хэнк пожал плечами и ободряюще улыбнулся.
— Наверное, единственный способ узнать это — продолжать переписку.
— Спасибо, — сказал Бен.
— За что?
— За то, что не заставляешь меня чувствовать себя сумасшедшим.
— Мы все здесь блуждаем впотьмах. Трудно назвать кого-то безумцем.
Хэнк заглянул под стол, на котором Шон расставлял закуски.
— Ты работаешь в Мемориальной больнице, верно? Я сожалею о том, что там произошло.
— На самом деле я уволился в конце мая. Но заявление об уходе подал еще до той стрельбы, — пояснил Хэнк. — Я только что понял, что не могу вспомнить, чем ты занимаешься?
— Я архитектор, — сказал Бен.
— Ух ты. Спроектировал какое-нибудь известное здание?
— Пока нет, — с тоской ответил Бен. — Есть одно — пока в процессе, но это на севере штата.
Хэнк сел на один из пластиковых стульев.
— Почему ты решил стать архитектором?
Бен, немного удивившись вопросу, сел рядом.