– Ничего, не переживайте, с сегодняшнего дня государство берёт вас на полное пищевое и вещевое довольствие. Лет на десять-пятнадцать. Или… – Крюк многозначительно посмотрел на Каца. – Оставит на свободе, если вы согласитесь сотрудничать с органами на добровольной и безвозмездной основе. Советую подумать. Лес в Сибири бескрайний, а зимы долгие и холодные. Не уверен, что вы их переживёте.
– Я готов. На всё готов.
– Тогда… вот бумага, где вы чистосердечно и подробно изложите, от кого принимали и кому сбывали краденное имущество, кого знаете из преступного мира, как с ними держали связь. На всё про всё вам четверть часа.
– Но если я… То они меня… Потом…
– Или я и сейчас… Или они же, но в лагере, где вы, гражданин Кац, будете не уважаемым барыгой, а рядовым зэком-мужиком, где-нибудь на рудниках, и в руках у вас будут не купюры, а тачка с одним колесом.
Слова «мужик», «рудники» и «тачка» прозвучали страшно. Не готов был гражданин Кац к таким поворотам судьбы. Кац и вдруг… «мужик»…
И гражданин Кац стал писать. Про всё. И про всех. Всё-таки Крюк остался ментом и не упустил возможности…
– Вот и славно. Далее вы напишите согласие на сотрудничество с органами, и об этом не должна узнать ни одна живая душа. Это в ваших же интересах.
– А ценности мне органы тоже вернут?
– Не забывайтесь, гражданин Кац! Изъятые ценности, добытые преступным путём, подлежат реквизиции и передаче государству.
– Да-да, я понимаю. Но как мне объяснить, что вы ночью…
– Верно. Вы хорошо мыслите, гражданин Кац. Сделаем так. Своим подельникам, если слушок пойдёт, а он от соседей точно пойдёт, скажете, что… что вас ограбили, какие-то залётные громилы. Такой будет ваша легенда. В милицию о происшествии заявлять не нужно, или вам придётся объяснять, откуда у вас взялись все эти ценности, а это опять Магадан и тачка.
– Но я же теперь ваш, мы же общее с вами дело…
– Именно поэтому, что наш. – Крюк хлопнул себя по эмгэбэшным погонам. – А не милиции. Много будете болтать, мы еще добавим, уже от себя. Даже если в лагерь попадёте – рот на замочке держите, тогда, может быть, мы вас вытащим. Ясно?
– Да, я понял, гражданин начальник. Кац будет нем как могила его прадедушки.
– Вот и хорошо. А для большей веры и в качестве алиби… для вашей же пользы…
Крюк заступил за кресло и не очень сильно, но точно ударил Каца рукоятью револьвера по затылку. После чего снял с себя мундир и фуражку, завязал их в узел.
– Ну, что там?
– Есть!.. Деньги и золото тоже.
– Тогда зови сюда наших урок.
Студент подошёл к окну и несколько раз задёрнул и отдёрнул штору.
Через несколько минут по лестнице загрохотали сапоги, и в квартиру ввалились подручные Рваного.
– Я же просил тихо! – рявкнул Крюк.
Но урки его не услышали, они, тараща глаза и пуская слюну, пялились на стол, заваленный деньгами, «рыжьем» и камушками. Ух ты!
Последним зашёл Рваный. Спокойно зашёл, не вынимая рук из карманов – не пристало ему суетиться при виде бабок. Зыркнул быстро по сторонам.
– Что с барыгой? – кивнул на лежащего ничком Каца. – Вглухую заделали папашу?
– Нет, очухается. Вначале сыночка пустил, а после хотел хай поднять. Пришлось приложить. Главное, что пустил. Нам мокруха ни к чему, на нас и так много чего висит.
– Ховырки все вскрыли?
– Может, все, может, нет, теперь поздно базарить. Твои шестёрки весь подъезд разбудили. Нужно ноги делать, пока менты не нагрянули.
– Кто «покупку» несёт? Мои или твои?
– Фифти-фифти. – Крюк сгрёб часть награбленного в торбу, затянул горловину. – После посчитаемся…
На «малине» разложили добычу на полу – «рыжьё» к «рыжью», камушки к камушкам, купюры к купюрам. Красивая картинка получилась.
– Как делить будем? Нам лучше «пиастрами» взять, с «рыжьем» и «звёздочками» возни много, «толкача» искать надо, который хорошую цену даст. Лады?
– Это обмароковать надо.
Сзади, обойдя вкруг, прилепились к стенам шестёрки Рваного. Не понравилось это Крюку.
– В чём дело?
– Не понятно мне, зачем тебе делёж устраивать, когда можно было весь куш сорвать?
– Я же говорил: ксивы нам нужны и хата. Серый писал.
– Я Серому маляву кинул, так не дошла она. Никто не знает, где теперь Серый чалится, может, ссучился он, может, нет его…
– На понт берёшь, Рваный? Мне Серый сам лично маляву вручил и адресок твой шепнул. А малява до него не дошла, потому что он себе амнистию объявил. В бегах нынче Серый.
– А что же он нигде не объявился?
– Легавые его ищут, в каждую щёлку нос свой суют. Нельзя ему высовываться.
– Красиво поёшь. Но ты-то знаешь, где он, вот и сведи меня с ним. А я спрошу у него, кто ты такой есть.
– На то его согласия не было. Но я спрошу, как свижусь. Думаю, Серый не откажется с тобой повидаться и за жизнь перетереть.
– Вот и лады. А добыча пока здесь побудет. Так надёжнее. Придёт Серый, мы ее по совести раздербаним.
Неладно дело пошло, шкрабом Рваный оказался, блеск «рыжья» его ослепил. Деньги, золото – не в счёт, но отступать негоже, слабость свою показывать нельзя.
– Так не пойдёт, мы на барыгу навели, хату вскрыли, все заначки нашли, твои только на шухере стояли, а весь барыш тебе?