Рваный напряженно думал. Собственно, выбора у него не было: или соглашаться, или возле параши местечко расчищать. Но если он согласится, то хода обратно уже не будет, за обман, коли тот вскроется, за то, что он, опущенный, с честными ворами за один стол сядет и будет пайку хавать, ждёт его смерть.
– Я соглашусь, а меня после на перья подвесят? – Рваный покосился на шестёрок.
Крюк проследил за его взглядом.
– С ними ты сам договоришься. Ну что?.. Я не барбос, волынить тебе не дам. Минута на размышление. – Крюк швырнул на стол заточку.
Урки у стены напряглись, забеспокоились.
Рваный встал, взял заточку, направился к ним.
– Слышь, Рваный, не вздумай, зашкваренный ты теперь, права не имеешь!.. – торопясь, прокричал кто-то.
Но Рваный не слушал, подошёл, ткнул заточку в ближайший бок, точно между рёбер, провернул, перечёркивая сердце и жизнь. И тут же следующего ударил. Умел он это…
– С-сука!..
– Стоять! Этого не трогать! – прикрикнул Крюк. – Он свидетелем будет.
– А если заложит? – ощерился Рваный.
– То не твоя, то наша забота.
Шестёрки дёргались на полу, скребя пальцами половицы. Рваный, выкатив глаза и раздувая ноздри, стоял над ними, и по его ботинкам и штанинам брызгала горячая кровь.
– Ловко ты с ними, – одобрительно сказал Крюк. – Будем считать, наш договор вступил в силу. Что своим сказать – сам придумаешь. Закопаешь дружков своих во дворе, чтобы никто не узнал. Адреса хат своих и лежбища мне сообщать будешь, отправляя письма до востребования. А если нет…
– Не пугай, – Рваный обтёр о полу пиджака заточку. – Мне на первое время хрусты нужны будут, без них никак.
– Зачем?
– Хату менять и шестёрок новых кормить-поить.
Крюк толкнул по столу пачку денег.
– Это тебе. А это… – двинул кучку золота и камешков. – В общак. Скажешь, Залётный фартовый гешефт провернул и сколько с него положено отстегнул. Он законы знает и чтит. Всё. Убери тут за собой. – Крюк сгрёб в торбу остаток добычи. – Бывай, Рваный, и помни, что мы теперь одной ниточкой повязаны, оборвётся – душа из тебя вон. – Двинулся к двери уже не оборачиваясь.
На улице к нему Пётр Семёнович подошёл. Спросил:
– Не круто забираешь, Крюк? Столько крови!
– Нормально. Пошёл бы он на честную делёжку, кто бы его тронул, а он нас обжухать решил, за это и поплатился. Всё в рамках их же закона.
– А ведь ты знал, что он делиться не захочет, для этого и весь барыш по столу раскидал, чтобы у них слюнки потекли.
Крюк остановился.
– Верно, знал, потому что натуру воровскую изучил. Подели мы всё поровну, нас бы в следующий раз без барыша не приняли. Оставь шестёрок в живых – они бы про господина Каца растренькали, «рыжьем» бахвалясь, и на нас навели. Да и не стал бы Рваный при них под нас подписываться. А так никто ничего не узнает, кроме того, что Залётный дело провернул, и их воровские законы чтя, общак не обнёс. А Рваный новых урок подберёт, можно сказать, с чистого листа. Так что ты, Семёныч, в мои дела не лезь, я блатных лучше знаю. Ты снаружи за их повадками наблюдал, с нар свесившись, а я изнутри. Я сам, если все ходки в банды посчитать, наполовину урка. За здоро́во живёшь, да и за деньги Рваный на нас горбатиться не будет, а чтобы от параши отползти – все жилы порвёт. Наш он, по самое горлышко – и ксивы добудет, и хату подгонит.
– Змий ты, однако.
– Какой есть. Только иначе, как опуская и отпуская, урок в оборот не взять. Ты меня попросил – я сделал. А как – это не твоего ума дело. Может, ты и начальник над нами, а мы все под тобой ходим, но своё дело каждый знает. Или ты будешь учить Партизана по лесам прятаться, а Кавторанга батальоном командовать?
– Не стану.
– Ну вот и договорились. Всех Рваный, конечно, не примет, просто не сможет, но десяток бойцов мы, считай, пристроили.
– А дальше?.. Всех подряд мочить станешь? А не боишься проколоться?
– Всех нельзя, слушок пойдёт. Тут ты прав.
– То-то и оно. Тут надо другой метод искать. Ну или… или чистыми урками становиться без роду и племени и по их законам жить.
– Так не получится. Мужики вы все, и это на лбах вот такими буквами написано, а мужик вору не ровня. Не примут нас блатные и при первом же шухере ментам сдадут. У них всё про всех почище, чем в отделе кадров известно, и без рекомендаций и выслуги шагу не ступить. Я на легенду Залётного полгода работал, чужую личину напялив. И то как по лезвию бритвы ходил.
– И чью напялил?
– Его уже нет. Двух Залётных не бывает.
– Такая была твоя работа…