— С царского плеча, как говорят в России! — рассмеялся Герц. — Говорят, у русских бояр это высшая награда. Но мы-то с вами не бояре, Генрих, мы тут с вами Европу делим! — С самым серьёзным видом барон сказал твёрдо: — Шуба шубой, но царю Петру придётся возвернуть и Ригу, и Ревель, и Выборг с дистриктом. Ведь и у нас есть свой эквивалент: царевич Алексей, что сидит ныне в Петропавловской фортеции. Сами понимаете, Генрих: пока царевич жив, в России всегда может случиться новая великая смута. А вспомните: в прошлую российскую смуту шведы стояли уже
Крайне расстроенный, Андрей Иванович вернулся к своему сотоварищу и спросил Брюса, не ведает ли он как звездочёт, что предвещают светила на этот незадачливый 1718 год? Брюс усмехнулся, отложил в сторону скрипку, на которой играл какие-то грустные мелодии, и сказал напрямую, что ничего хорошего звёзды ныне не обещают: второе лунное затмение случится 9 сентября! И одна страшная смерть случится до затмения, а другая после!
— Тоже мне, звездочёт! Ишь, что предсказывает: на рыбу заразу, умножение водных гадов и червей, убийства, грабительства и мучительства! — на ночь перечитывал Андрей Иванович Брюсов календарь.
А поутру он первым увидел входящий в гавань русский бриг. И как же был поражён Остерман, когда выскочивший из шлюпки на берег морской офицер сообщил ему страшную новину: царевич, Алексей от апоплексического удара скончался!
«Вот оно, сбывается Брюсово пророчество, — мелькнуло у Андрея Ивановича и тут же явилось другое соображение: «Зато у шведа-то боле никакого эквивалента в России нет!»
И здесь Остерман был прав. Барон Герц так был потрясён смертью царевича, что прервал на время конгресс и поспешил к своему королю за новыми инструкциями.
КОРОЛЬ-БЕРСЕКР
В охотничьем замке под Лундом стоял великий шум. Королевская охота вышла удачной: выгнали из берлог медведей, и Карл XII самолично застрелил вставшую на дыбы медведицу, защищавшую медвежат. Он вогнал в неё три пули (егеря едва успевали подавать королю заряженные мушкеты), но лишь четвёртая, попавшая в горевший яростным пламенем глаз, свалила зверя. Удачная охота взбодрила короля лучше всякого вина. Медвежат повязали, и королевская свита весело помчалась в замок. Добыча была богатая. Кроме медведицы, подстрелили пару лосей и трёх кабанов, и теперь охотники шумно пили за удачу, за своего короля — лучшего стрелка среди королей Европы!
В былые годы Карл сидел бы сам во главе стола, но сейчас он предпочёл заскочить в Лунд и сделать вечер-смотр новобранцам, разместившимся, за нехваткой казарм, в аудиториях местного университета. Досрочный призыв позволил королю снова довести численность армии почти до шестидесяти тысяч солдат, хотя — о, Боже! — что это были за солдаты! Всё хорошее настрое короля улетучилось, когда он пошёл вдоль шеренг пригнанных из Стокгольма новобранцев. Рахитичные подростки и шестидесятилетние отставники, бившиеся когда-то здесь, под Лундом, с датчанами ещё при его короле Карле XI. Правда, тогда отец разгромил Лундом датчан и сбросил их в море, но он-то что может сделать ныне с такими ополченцами? Карл XII вздохнул, вспомнив, с какими молодцами восемнадцать назад он отправился покорять Европу. Вот это были солдаты — настоящие викинги! А он уложил их под Полтавой! Хотя король никогда открыто не признавал главным виновником полтавской катастрофы, в глубине души он, конечно, знал эту горькую истину и оттого год от года становился всё более молчаливым и замкнутым.
Невесёлое настроение короля стало ещё более мрачным, когда сразу после смотра к нему заявилась депутация профессоров Лундского университета во главе с ректором. Университет в Лунде, в отличие от Упсальского, был молодой, но Лунд был славой его отца, и Карл тут же, на солдатском плацу, в который превратили университетский дворик, принял депутацию учёных мужей. Ректор начал жаловаться, что солдаты заняли все аудитории, а профессора стали умолять Карла XII не брать студентов в армию. Король взорвался как пороховая бочка.
— Армия идёт в свой решающий поход, господа, а многие студенты разбежались по домам — лишь бы избежать солдатской почётной службы! — Он сурово оглядел профессуру и вдруг заявил: — Как знать, если студенты-дезертиры не вернутся в войско, возможно, придётся мобилизовать и вас, господа!
Ошарашенные профессора молча удалились. И в том молчании был гнев и осуждение. Карл это понял и повернулся спиной к ректору, выражая тем свою королевскую досаду и неудовольствие.
— Вот так всегда! — с горечью заметил он сопровождавшим его наследникам — герцогу голштинскому и принцу гессенскому. — Пока я одерживал победы они мне аплодировали, когда же я зову их под знамёна в столь трудный час — они разбегаются! Нет, шведы перестали быть шведами!