Когда умирает осень

Секунды того, что уже с большим трудом можно было назвать жизнью, подсвечивались разгоравшимся утренним солнечным лучом. О, сколько же он повидал за те миллиарды лет своего существования и сколько же ему, беспристрастному свидетелю, еще предстоит увидеть! Счастливые семейные ужины и многокилометровые железнодорожные составы, неумолимо ползущие в места, где «труд делает свободным»; воздвигнутые индустриальные мегаполисы и пепел его создателей в руинах небоскребов; гордость за достигнутые достижения и чувство нестерпимого стыда за уничтожение собственного народа. Рано или поздно приходит то, что заложено во всем, что способно думать: понимание расплаты за свои действия и бездействие, особенно тогда, когда уже слишком поздно, когда воздух становится квадратным, когда он острыми гранями неведомого сверхъестественного материала распарывает горло, рвет пищевод, беспощадно крошит легкие…

Мгновение, – и перепуганное животное уже под курткой. Лестница, покореженные почтовые ящики, дверь подъезда, двор подковообразного двора с алюминиевым макетом космической ракеты, загаженной окурками и экскрементами бродячих собак песочницей, деревянным домиком и качелями. Любой замкнутый двор густонаселенного дома – это словно ни днем, ни ночью не останавливающееся беспокойное и гигантское сердце. Подъезды, холлы, лифты, лестницы, коридоры – это артерии и кровеносные сосуды, по которым течет жизнь обитающих в этих стенах совершенно разных, и порою чрезвычайно удивительных, людей: то ровная и неторопливая словно глубокое, широкое озеро, то бурная и клокочущая как стремительная горная речушка.

Затянутое жирными антрацитовыми тучами хмурое, почти ночное, небо вот-вот готово было извергнуть из себя холодные, беспощадно пронизывающие до самых костей струи осеннего яростного ливня. Несмотря на это, озеро все еще казалось спокойным, лишь небольшие слабые волны подкатывались к песчаному берегу и тут же уползали обратно. Мальчишка уже прибежал сюда, миновав по пути всегда гудящую одной нотой трансформаторную подстанцию из такого же серого кирпича, что и дом; стоявшие тут же рядом мусорные баки, почти всегда заполненные доверху какими-то тухнущими по нескольку дней объедками. Тем не менее, жизнь тут кипела не меньше, чем в самом дворе, потому что здесь часто можно было найти что-нибудь интересное и приспособить для своих нужд. Например, изредка, возле контейнеров появлялась куски белого пенопласта, который дворовые ребята ловко использовали для изготовления корабликов с мачтами из обструганных веточек с кусками ткани и килями, на которые вполне годились старые ржавые лезвия из отцовских бритвенных станков.

Мальчишке посчастливилось не встретить никого из знакомых, что было на руку, так как куртка шевелилась и издавала характерные звуки. Полоска песчаного берега казалась пустынной, а спешащим невдалеке прохожим совершенно не было дела до одинокой сгорбленной фигурки мальчика, бросавшего осторожные взгляды по сторонам. Небо словно исказила гримаса страдающего от тяжелых мук больного – почти в одно мгновение стало совсем темно и неуютно. В такие моменты нередко пробуждаются самые противоречивые чувства: от желания спрятаться в суете урагана домашнего семейного быта или, наоборот, хочется вдруг проснуться в городе без людей. Кругом – одни пустые дома, можно зайти в любую квартиру или магазин, взять какую-нибудь понравившуюся вещь, а потом гулять по совершенно необитаемым, застывшим улицам и наслаждаться чувством полного контроля, власти над этим городом и понимания, что все это принадлежит тебе и всегда будет твоим. Однако, эти ощущения хороши лишь утром и днем. При наступлении же темноты, только полосы вибрирующего страха, истязающие от пяток до макушки головы, на всю ночь станут единственными верными спутниками. Человек никогда не будет счастлив в одиночестве. Если человек задает себе вопрос: «Счастлив ли я?», – значит он несчастлив.

Одним движением мальчик расстегнул куртку, и живой комок полетел в воду метров на десять. Что такое было это расстояние, да еще в ледяной воде, для маленького животного, только-только вставшего на еще не окрепшие лапы? Голова котенка то поднималась, то опускалась как гигантский поплавок, мерно приближаясь к берегу. Невзирая на обжигающий холод и нарастающие волны, котенок стремился к едва виднеющейся песчаной полоске. Был ли это шок или инстинкт самосохранения, но так или иначе, котенок хотел жить, и все силы, какие только в нем еще оставались помогали и заставляли плыть навстречу, увы, призрачному спасению. Мальчишка, испугавшись, что кто-нибудь сейчас его заметит и грозно окрикнет, вбежал в воду, схватил уже почти доплывшее до берега сырое и изможденное тельце и с силой, насколько это было возможно, зашвырнул его обратно в разверзнутую пасть озера. В это же самое время первые капли давно обещавшего начаться дождя, наконец, достигли земли. Через несколько секунд сильнейший ливень обрушился на все, что попадалось у него на пути, создавая плотную водяную завесу.