— Почти не сомневаюсь! Больше у меня таких конфликтов ни с кем не было, чтобы доводить дело до суда. Ты лучше меня знаешь, к кому следует обратиться, чтобы узнать имя заявителя, или — как там на языке юристов? — истца. Но я уверен: истцом является этот тихоня Воробьев. Прошу тебя, Анатолий Петрович, помоги!
— Хорошо, Владимир, постараюсь все выяснить, — согласился Мелешин и добавил: — Если он — приглашу его к себе и предложу забрать заявление из суда. А почему у тебя кровь на губе?
— Зуб вырвали, но уже не болит. Если честно — мне больнее от одного листка в этом конверте! — Филиппов поднял конверт кверху. — Дел под завязку. Доклад председателю пишем. «Бригада» у меня в кабинете. Как все неудачно сложилось! И все из-за него, Воробьева. Правильно ты сказал про него у Славянова: «Он тебе наизобретает!» Вот уж действительно наизобретал!
Глядя на Филиппова, взвинченного, задерганного и загруженного по самую макушку работой, Мелешин не мог не представлять себе, как тому нелегко: едва успел избавиться от переживаний из-за письма, как новая проблема — судебная повестка. Как тут не посочувствовать! Да, надо срочно выручать человека. К тому же из-за всех этих неприятностей может сорваться подготовка доклада шефу, и когда он вернется из Азербайджана, то может и не простить этого. Значит, нужно действовать более решительно!
Стараясь успокоить Филиппова, Мелешин положил дружески руку ему на плечо и сказал миролюбиво:
— Ладно, Владимир, пока особо не расстраивайся. Иди занимайся докладом, а я, когда все выясню относительно этой повестки, приглашу тебя.
И только Филиппов вышел из кабинета, Мелешин тут же позвонил секретарше и попросил ее ни с кем его не соединять и никого к нему не впускать. Он хотел спокойно сосредоточиться, подумать и переговорить без свидетелей с первыми лицами, весьма солидными и большими руководителями. И прежде всего планировал обратиться к председателю областного суда, которого Мелешин хорошо знал как порядочного и отзывчивого к чужой беде человека. Он надеялся, что, узнав всю правду о проблеме Филиппова и о том, что Владимир значит для Славянова, Курлатов обязательно правильно все поймет и поможет решить дело так, как нужно. Практически несложный вопрос, если истцом является изобретатель Воробьев, а другого, видимо, в этой истории и не может быть. Мелешину приходилось откровенно признаться себе, что шеф, когда вернется из Азербайджана, не простит ему, если не будут приняты меры по защите его помощника от происков коварного изобретателя, хитроумно вовлекшего человека в авантюрную затею в корыстных целях. А после разговора с председателем облсуда можно будет пригласить изобретателя и поговорить с ним откровенно. Повод для этого, и повод весьма серьезный, теперь имеется — письмо инвалида войны.
Хорошенько обдумав схему предстоящего разговора, Мелешин решительно снял трубку и набрал номер Курлатова.
Председатель облсуда оказался на месте, и Мелешин, рассказав ему все без утайки, как и предполагал, встретил полное понимание. О результатах «встречных действий» Курлатов обещал сообщить в самое ближайшее время.
И уже через час, все выяснив, председатель облсуда перезвонил секретарю облисполкома.
— Дело действительно заведено по заявлению Воробьева, — сообщил он Мелешину. — Чтобы не принимать скоропалительного решения, суд будет отложен на неопределенное время. А потом, когда мы получим все бумаги, которые облисполком направил в Комитет по делам изобретений, если суд состоится, то дело, очевидно, закроют за отсутствием состава преступления.<а чё, дело уголовное?> Процесс этот, надо признать, небыстрый. Однако, — порекомендовал Курлатов, — наилучший вариант, если Воробьев сам заберет свое заявление. Тогда вообще не будет никакой волокиты, никаких вопросов и проблем.
Внимательно выслушав председателя облсуда, Мелешин искренне поблагодарил его за понимание, а затем попросил секретаршу сразу после обеда пригласить к нему Воробьева Владимира Григорьевича и назвал номер его домашнего телефона. Сообщил и причину вызова: поступившая на него жалоба от инвалида Великой Отечественной войны.
…Испуганный неожиданным вызовом в облисполком и поступившей на него жалобой, Воробьев явился раньше назначенного времени и, заикаясь больше обычного, поинтересовался у секретарши:
— Ме-е-ня к трем ча-а-сам сюда вызвали. А когда п-прим-мут?
— В назначенное время и пригласят. Анатолий Петрович занят! — отчеканила секретарша и незаметно посмотрела на часы — до времени приема Воробьева оставалось десять минут.
Она взяла папку с документами и уверенно прошла в кабинет начальника, чтобы доложить о приходе изобретателя.