— Все будет сделано, Дмитрий Борисович! — заверил его Филиппов.
Секретарь обкома довольно улыбнулся и, пожав ему руку, вышел из кабинета.
Когда за ним закрылась дверь, Владимир, не откладывая дела, взял четвертину листа и под названными Дружновым фамилиями написал резолюцию: «Прошу совместно рассмотреть и для принятия решения внести вопрос на заседание исполкома. Срок 20 дней. На контроль Филиппову В. А. Подпись — Славянов И. В.».
Вскоре резолюция была отпечатана на фирменном бланке, приколота к первому документу и вложена в папку председателя… А через месяц вопрос, поставленный секретарем обкома партии Дружновым, рассматривался уже на заседании исполкома областного Совета и решение о создании в области заповедника было принято.
Немногим раньше десяти часов утра вся «бригада» была в сборе. Закрывшись на задвижку, целый день работали над докладом председателя облисполкома. Все понимали, что особую значимость сессии придавало участие в ее работе Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Лымако, которого люди больше знали и помнили как министра иностранных дел.
Ни на минуту не забывая того, что Славянов за историю с неудачным соавторством не объявил ему даже выговора, Филиппов особенно хотел подготовить уже и первый вариант доклада на высоком уровне, чтобы при обсуждении с заместителями председателя получить поменьше замечаний.
Владимир старался изо всех сил, и в конце дня, отпустив членов «бригады», остался в кабинете один, и проработал над докладом допоздна. Домой возвращался голодный и усталый. По пути вынув из почтового ящика газеты, взглянул — и неожиданно для себя обнаружил среди них конверт со служебным штемпелем. Сердце его при этом невольно вздрогнуло. Личных дел вроде ни с какими организациями у него не было.
«Что же это за новости? Добрые или плохие? Возможно, письмо предназначено другому адресату, а к нам в почтовый ящик попало по ошибке, по чистой случайности?» — предположил Владимир.
Подошел лифт, Филиппов нажал кнопку своего этажа и со все возрастающим чувством напряженного ожидания вновь принялся рассматривать конверт. Нет, как бы ему ни хотелось ошибиться, все было верно — и фамилия, и инициалы. Наконец, открыв дверь своей квартиры, он шагнул в прихожую и, не раздеваясь, отрезал ножницами кромку злополучного конверта. Вынул листок, мгновенно пробежал глазами напечатанный на нем текст. И содержание его лишило Владимира остатка сил и аппетита: в руках он держал повестку в суд!
В голове сразу мелькнула мысль: возможно, это опять происки Воробьева? Тогда чего он добивается? Ясно, что человек жаждет, чтобы за «примазывание» к соавторству Филиппова привлекли к ответственности по статье закона, предусматривающей за подобные деяния весьма неравнозначные меры наказания — небольшой штраф или двухлетнюю отсидку.
С горечью и обидой Филиппов думал тяжкую думу: он никак не ожидал, что этот изобретатель, с виду такой тихий и даже смиренный, окажется настолько кровожадным и мстительным! Хотя чему тут удивляться, ведь не зря в народе говорят, что внешность обманчива, а в тихом омуте черти водятся. И вообще подлость человеческая границ не знает. Да! Теперь опять надо что-то выяснять, принимать какие-то меры для своей защиты, опять придется обращаться за помощью к Мелешину… И даже хорошо, что к нему: по работе в юридическом институте он знаком и с председателем областного суда, знает и немало других судей, возможно, и того, кто будет рассматривать это дело.
Их добрые отношения с Мелешиным сложились еще тогда, когда тот был председателем Лувернинского райисполкома.
Несмотря на свое огорчение и тревогу, Владимир не без удовольствия вспомнил, как по заданию Славянова он отправился однажды в этот район для ознакомления с работой известных на всю область хозяйств «Идея Ильича», «Мир», а также одного отстающего колхоза, данные о которых предполагалось использовать в докладе на совещании руководителей колхозов и совхозов области. Что и говорить, задание было ответственным, и Владимир провел в районе несколько дней, а перед отъездом Мелешин пригласил его ночевать к себе домой. В дружеской беседе Анатолий Петрович интересовался в основном работой Филиппова, но не скрывал и своего жгучего желания побольше разузнать о председателе облисполкома: дескать, что это за человек и как с ним работается тем, кто в аппарате ближе других к нему?
Владимир уже тогда понял, что вопросы эти задаются неспроста. К тому времени Мелешин уже защитил диссертацию, был кандидатом наук, и вполне возможно, что рассматривался как один из претендентов на пост готовящегося уйти на пенсию секретаря облисполкома.
Филиппов отступать от заведенного для себя правила не собирался и рассказал о Славянове ровно столько, сколько посчитал нужным, и, главное, только хорошее. Плохого слова в осуждение или в критику своего начальника Владимир не говорил никогда и никому, даже своей жене. Это, видимо, понравилось Мелешину, и с тех пор отношения его с Филипповым приняли самый дружеский характер, что подтвердил и последний случай с письмом из комитета.