Когда воет призрачный пёс

— Погоди. Я все помню иначе. Я…

— Так что зуб у этого дядьки купила я. Озноб, или как его там звали. Я решила, что выглядит он прикольненько, ну и купила. Это мой зуб. И всегда был моим.

У меня снова закружилась голова. Окна магазина накренились и закачались. Яркий свет над головой замигал.

Я зажмурился и ждал, когда головокружение пройдет.

Неужели все мои воспоминания смешались?

Мне казалось, что зубом владею я. Или это еще один из моих безумных снов?

Вроде на сон не похоже. Почему я так отчетливо помню, что зуб принадлежал мне?

Надо собраться с мыслями. Терпеть не могу такие ситуации.

Я схватил Марни за плечо:

— Марни, помнишь? Через несколько дней после нашего возвращения из Кошмарии ты сидела у меня, а предки обсуждали ужин. У меня был зуб, и я пожелал, чтобы мы поужинали в ресторане. И сразу же папа сказал: «Давайте поужинаем в ресторане». Помнишь?

— Прошу прощения? — удивилась Марни. — Ты что, забыл? Это же я загадывала все желания, Энди. Я пожелала, чтобы меня взяли с тобой. А потом еще пожелала твоему папе новую машину.

— Но… но…

— Неужели не помнишь? Как я пожелала, чтобы мне дали картошки в два раза больше, чем тебе? И как мое желание исполнилось?

— Ну… да, — сказал я. — Да, это я помню. Но…

— А потом, как я пожелала, чтобы в школе появилась корова и по такому случаю занятия отменили?

— Да. Это я тоже помню, — сказал я.

— Все желания загадывала я, — продолжала Марни, — потому что зуб был мой. Это я носила его, Энди. Так что и желания загадывала я.

Я сглотнул комок в горле, чувствуя, как по спине бежит холодок.

— Думаешь, я схожу с ума?

— Наверное, шок нарушил твои воспоминания, — сказала Марни. — Ты видел все эти странные сны, пока лежал без чувств. И вообразил, что зуб твой.

— Но все казалось таким реальным, — проговорил я. — Что я носил зуб… и в школу, и в торговый центр, и…

— Энди, он лежал у меня в ящике стола до понедельника, когда я пожелала корову в школе. Он никогда не был твоим. Он мой. Я только сегодня опять достала его из ящика.

— Точно уверена? — слабым голосом спросил я.

Она кивнула.

— Ты что, и этого не помнишь? Я принесла его сюда. И стала загадывать желание перед обувным магазином. Но нечаянно уронила зуб. Ты нагнулся поднять его для меня, помнишь? Тут-то тебя и шандарахнуло!

Я привалился к стене. Мысли путались.

Меня мутило. Желудок сжимался.

Я задержал дыхание и зажал рот рукой, чтобы меня не стошнило.

Марни еще сильнее побледнела.

— Ты в порядке? Тебе нехорошо?

— Э-э-э… не очень, — выдавил я.

Я ничего не мог поделать, мысли путались.

Как собственная память могла сыграть со мной такую странную и злую шутку?

Разве зуб принадлежит Марни?

Разве это Марни купила его у Джонатана Озноба?

На мгновение у меня возникло престранное чувство.

«Я до сих пор брежу!» — подумал я.

Я так растерян потому, что все еще сплю.

Я проснусь и вспомню, как все было на самом деле.

Но я знал, что это не так. Я знал, что не сплю. Не было космической капсулы. Не было гигантской обезьяны в зоопарке.

Я не грезил. Я находился в реальном мире.

Одна беда: мозги у меня вконец спеклись.

20

— Ну как сходил? — поинтересовалась мама.

— Э-э-э… неплохо, — ответил я.

Наверное, надо было сказать правду. Но я хотел подняться к себе в комнату, посидеть в одиночестве и все хорошенько обмозговать. Собраться с мыслями, понимаете.

Мама с папой уже сидели на полу гостиной, разложив на кофейном столике доску для игры в «Эрудит». Никто не играет в «Эрудит» так медленно и печально, как мои родаки. С ними играть — сущее наказание. Они часами роются в карманном словарике в поисках словечек позаковыристее, а потом еще долго спорят о том, как те пишутся.

Причем выигрывает всегда мама. Так что мне от этих игр никакой радости. Зато им нравится.

Я пожелал им спокойной ночи и поспешил к себе. И был уже на середине лестницы, когда мама окликнула:

— Энди, покажи хоть, что ты за кроссовки купил.

Кроссовки?

Ой-ей-ей.

— Э-э-э… я никаких не купил, — признался я.

— Да ты шутишь, — удивилась мама. — Как же так?

— Не нашел подходящих, — сказал я. — Придется, наверное, еще разок съездить.

— Что же ты тогда купил? — спросил папа.

— Э-э-э… да в общем-то… ничего, — протянул я. — Понимаете, меня там так шарахнуло током, что я потерял сознание и видел всякие бредовые сны. А теперь у меня отшибло память. И я переживаю, что у меня мозги спеклись.

— Очень изящно, — сказал папа. — Увидимся утром.

— Спокойной ночи, дорогой, — добавила мама.

Так и знал, что они и слушать не станут!

Я преодолел остаток пути наверх. Родичи продолжали спорить внизу.

— Нет такого слова, «фляг», — заявила мама.

— Конечно есть, — возразил папа. — Сама взгляни.

— А смысл? Такого слова нет. Что вообще за «фляг»? Покажи мне хоть одно предложение с ним.

— Изволь. В походе мы выхлестали десять фляг!

Они дружно расхохотались. Я вошел в комнату и захлопнул дверь. У меня не было настроения слушать плоские папины шуточки.

Ощущение было такое, словно кто-то долго и от души дубасил меня по башке увесистой деревянной колотушкой.

Я решил пораньше завалиться на боковую.

Когда я проснусь утром, головная боль уйдет. А память вернется.

Так я себе сказал.