— Так это их посольство, — спокойно, как само собой разумеющееся, пояснил брат Тук, ехавший с ними. — В ближайшие дни у них аудиенция у Его Величества, приуроченная к предстоящей годовщине его коронации. Разумеется, они не могут упустить из внимания приезд ко двору вдовы самого Аслан-бея. Своим визитом они выказывают уважение и к его памяти, и к соотечественнице, а заодно и к воле султана, пославшего её с просветительской миссией.
— Да вы более осведомлены о делах светских и политических, нежели я, брат, — усмехнулся маршал Винсент. — Эй, Лурье! Стяги вперёд, уважим союзников!
— Службы у нас с вами очень уж схожи, брат мой, — усмехнулся монах. — Вы ведь, насколько мне известно, в звании хоть повышены, а всё за старое принимаетесь время от времени…
— Так и вы, брат мой, вроде бы недавно получили новое назначение, а всё туда же… Примите мои поздравления, кстати.
Тук шутливо поклонился, в благодарственном жесте сложил ладони. Модильяни продолжил, не сводя глаз с приближающегося сборища, блистающего позолотой и доспехами, пестревшего яркими одеждами и перьями на тюрбанах.
— Подумать только, сам…
— Обойдёмся без чинов и санов, брат мой, — шутливо, будто отгораживаясь, монах выставил вперёд ладонь.
Филипп де Камилле подозрительно глянул на спутников. Разумеется, по должности своей, известной многим, но не называемой вслух, маршал, а когда-то — капитан Чёрных Всадников Винсент Модильяни являлся не только самым осведомленным лицом Галлии, но и имел обширнейшие знакомства и связи, и не только в светских кругах. Но вот о простом монахе Туке графу до сей поры не приходилось слышать. К тому же, тот несколько раз называл себя простым Странником, сиречь смиренным проповедником, что несёт по городам и весям Слова божье малым мира сего. Филипп так и определил для себя, что святоша, пусть не из простых, потому что, помимо удивительной физической силы, в нём чувствовался и острый ум, принадлежит к числу тех, кому претит уединение в келье, и кто уходит в мир, подкрепляя Слово добрыми делами, помогая сирым и убогим. Известие, что добродушный путник-святоша ещё и собрат Инквизиции, а, возможно, и занимает немалую должность, ошеломило.
Но, как истинный дипломат, граф не стал задавать нескромных вопросов. Придёт время — он выяснит всё сам.
Тем временем, явив миру и проезжающим цвета Валуа и рода Эстре, в голове их колонны знаменосцы развернули белые и голубые вымпелы, расшитые золотыми лилиями. Они обозначали, что в карете с герцогскими гербами и в сопровождении Чёрных Всадников едет представитель или гость короля и герцога, и относится к нему надобно с должным почтением.
Приблизившись к перекрёстку вплотную, обе процессии замерли. Никто не спешил пересекать дорогу первым.
— Что ж, господин дипломат, — бросил маршал, — похоже, ведение изысканных переговоров — это по вашей части. Мы, военные, не слишком сильны в словоплетениях: ляпнешь что-нибудь лишнее, а вам потом расхлёбывай… А брат Тук — тот, в основном, думает о высоком…
— Я смотрю, вы хорошо устроились, — беззлобно отозвался граф. — Что ж, и в самом деле, у каждого своя служба. Смотрите, господа, к нам уже кто-то едет!
В самом деле, двое богато одетых всадников в сопровождении акынджи — конных янычар — направились в сторону галлов.
— Похоже, лютецкий посол и… капитан Джафар? — определил издалека маршал. — Значит, его тоже вызвали ко двору. Хм. Что ж, граф, кажется, я поторопился спрятаться за вашу спину… Насколько мне известно, даже дружеские встречи подразумевают равный состав присутствующих лиц; поэтому едем вместе. Лурье, Капет, в сопровождение!
Всадники встретились на середине расстояния, разделяющего их группы. Граф де Камилле, сняв шляпу, изобразил ею и впрямь изысканный пируэт и прижал к груди. То было вполне приличествующее этикету приветствие для всадника, который, находясь в седле, не может отвесить полноценный придворный поклон.
— Счастливы видеть вас на земле франков и галлов, почтенные Решид-паша и Джафар-ага. И благодарим судьбу за возможность лицезреть столь достойных представителей дружественной державы.
После чего повторил то же самое на османском наречии.
Коснувшись лба, очей и сердца, восточные гости поклонились.
— И мы возносим хвалы провидению за пересечение наших путей, драгоценнейшие Филипп-паша и Винсент-ага. — Вернув приветствие по-османски и блеснув при том не меньшей осведомленностью, посол перешёл на франкский язык. — Вести, у которых, как известно, есть крылья, твердили о том, что вы в числе достойнейших собираетесь прибыть в столицу с определённой миссией, но я, ничтожный, и не мечтал, чтобы пересечься с вами по пути. Но что я вижу? Вы — в стороне от основной дороги, а, значит, по какой-то причине вынуждены были свернуть. Осмелюсь спросить, не нужна ли вам помощь: в людях, действиях или иного рода?
…Задумавшись, Ирис не сразу обратила внимание, что скрип колёс, да и постукивание копыт стали более редкими, и очнулась от своих мыслей лишь тогда, когда лёгкий толчок от остановки кареты заставил её невольно податься вперёд.