Когда выходит отшельник

– Извини, мне нужно заказать порцию арманьяка, – прервал его Вейренк, сбитый с толку бессвязными речами Адамберга.

– Мне тоже, возьми две порции.

– Тебе тоже? – с сомнением уточнил Вейренк, встревоженный неразберихой в голове комиссара.

– Да.

– Порцию чего?

– Порцию чего-нибудь. Ты понимаешь, что их связывает? Место. Место действия. Место, где кто-то все время воркует. Место, где что-то все время скрипит. Скрип – это когда что-то трется, что-то не стыкуется.

– Ретанкур говорила о доме Луизы.

– Да, именно так, Сократ. Ты понимаешь, к чему нас это приведет, если ты просто свяжешь это с лесным голубем и двойными именами?

Официант поставил на стол два стакана, и Вейренк сразу же отпил половину арманьяка.

– Если просто – не понимаю, – сказал он.

– Это соотносится с фамилиями и именами тех, кто живет в этом доме. Со значением имен и фамилий. Ты помнишь, как я ошибся относительно фамилии Луизы? Шеврие? Сеген?

– С чего ты решил, что ошибся? Еще не получены результаты ДНК зубов. Черт, ты же сам захотел провести раскопки, чтобы их найти!

– Есть еще одно имя, которое скрипит и порхает в этом доме, – имя “Ирен”. Заметь, Вейренк, у нее двойная фамилия, как у Мартена-Пешра. Двойная: Руайе-Рамье.

Адамберг сделал паузу, поднял стакан с вином и, не притронувшись к нему, поставил обратно.

– Ну вот, теперь ты все знаешь.

– Не все. Хорошо, в фамилии Ирен – Руайе-Рамье – есть название голубя[15]. А дальше что?

– Черт возьми, ты разве забыл, что сестры Сеген наверняка получили право выбрать себе новые имена и фамилии? А в этом случае люди неизменно оставляют в них след своей прошлой жизни.

– С чего бы девушке по фамилии Сеген становиться Руайе-Рамье?

– Луи, на Руайе можно наплевать! Но не на Рамье! Потому что она вышла из голубятни. Поищи в сети, там наверняка в связи с этим словом есть упоминание не только об отдельном строении, где выращивают этих птиц, но и о других помещениях, где они обитают.

Вейренк покопался в телефоне и сообщил:

– Ну да, голуби часто селятся на чердаках, под перекрытиями кровли. Итак, чердак. Они много лет, словно голуби, прожили на чердаке, только под замком.

– Потом была еще одна голубятня, настоящая, где она сама затворилась.

– Понятно.

– Все так.

– А теперь подумай об имени, которое она себе выбрала: Ирен. Оно ничего тебе не напоминает?

– Ну, во втором веке нашей эры жил святой Ириней, первый настоящий теолог.

– Найди что-нибудь попроще.

– Не могу сообразить.

– Подожди секунду.

Адамберг, быстрее обычного нажимая на кнопки, набрал чей-то номер, поставил телефон на громкую связь и стал ждать. Сигнал прозвучал несколько раз, но никто не ответил.

– Попробую еще раз. Он крепко спит.

– Кому ты звонишь? Ты знаешь, который час? Уже почти полночь.

– Мне плевать. Кому я звоню? Данглару.

На этот раз майор ответил хриплым голосом.

– Данглар, я вас разбудил?

– Да.

– Скажите мне, майор, как ученые называют пауков?

– Что?

– Какое научное название у пауков?

– Минуту, комиссар, я сяду. Погодите немного, сейчас. Все началось с древнегреческого мифа об Арахне, которую Афина превратила в паука. Дело в том, что дочь Зевса решила отомстить ткачихе, разгневанная тем, что…

– Нет, – перебил его Адамберг. – Скажите мне название.

– Ладно. К имени Арахны как раз и восходят употребляемые в науке латинские названия пауков: Araneae, Aranei

.

– Продиктуйте по буквам.

– А-р-а-н-е-а-е. А-р-а-н-е-и…

– Они употребляются по сей день?

– Да.

– А есть истории про пауков, которые часто читают детям?

– Конечно, раньше, например, в школе проходили басню Лафонтена про паука и ласточку.

– Спасибо, Данглар, засыпайте снова, – сказал Адамберг и нажал на отбой. – А-ра-не-и, – повторил он, – пауки. Соседи по чердаку, где в отсутствие людей часто селятся голуби и где держали взаперти двух девочек. Пауки, которых жуки-вонючки подбрасывали своим жертвам, обитали вместе с ней в замурованной келье, с ними она в конце концов стала себя отождествлять, потому что они тоже были отшельниками, и составила себе имя, собрав его из букв их названия. И-р-е-н. Ирен Рамье, нимская узница, отшельница с луга Альбре, старшая сестра, Бернадетта Сеген.

– Старшая? Не та, которую насиловали десять вонючек из банды?

– Она не за себя убивала. Она убивала, чтобы освободить сестру.

По-прежнему часто дыша, Адамберг с облегчением откинулся на спинку стула. Вейренк несколько раз в задумчивости покивал головой.

– Ведь, в конце концов, в списке пузырьков газа были еще твои слова, – продолжал Адамберг, – “убивать больше некого”. Ты знаешь, что пузырьки сталкиваются друг с другом. Этот встретился с похожим на него, когда Ретанкур сказала, что убийца замочила десять мужиков, причем никто не смог ей помешать, и это бесит.

– Я помню.