Когда запоют мертвецы

Потом она зашла к матери. Хельга дремала, завернувшись в одеяло. Диса давно не видела мать и теперь взглянула на нее с осторожностью. Кожа на лице женщины истончилась, волосы напоминали паклю. От нее исходило дыхание хвори, хотя черты во сне выглядели безмятежными и почти счастливыми.

– Я ухаживаю за ней. – Рагнхильд подошла и встала за плечом Дисы, тоже глядя на спящую. – Мы иногда даже разговариваем.

Диса удивилась. С ней матушка всегда молчала. Могла нашептать какую-то нелепицу на ветер, но это нельзя было назвать разговором.

– О чем?

Рагнхильд смутилась:

– Она иногда принимает меня за свою дочь. Я ее не разубеждаю.

– И правильно.

Пускай у Хельги будет хотя бы одна дочь, которую она любит…

Диса и Рагнхильд не стали подругами. Они не смогли подружиться, даже пожелай обе этого всем сердцем. Если в душе Дисы жил белый медведь, то в сердце Рагнхильд угнездился птенец тупика. Медведи не дружат с тупиками. Но пасторша стала время от времени навещать родную усадьбу, чтобы увидеться с невесткой. Ей хотелось сделать жизнь молодой женщины если не приятной, то хотя бы сносной. Примерно тогда же она познакомилась со Стейннун – батрачкой, приехавшей вместе с Рагнхильд. Это имя – «каменная» – очень ей подходило: Стейннун была хоть и одного возраста с молодой хозяйкой, но выглядела совсем иначе, была высокой и крепкой. От нее исходило простецкое жизнелюбие женщины, которая привыкла сносить удары судьбы с надеждой на лучшее. Она верила, что если сегодня брюхо осталось пустым, завтра Бог пошлет чего-нибудь рабе своей, а если даже не пошлет – что ж, такова жизнь. Ее сильные руки и легкий нрав выгодно выделяли девушку рядом с молчаливой замкнутой Рагнхильд. Когда Стейннун была рядом, ее хозяйка оживала, будто сила служанки передавалась ей через смех.

Как-то раз, когда Диса поддалась на уговоры и села с ними вязать, девушки рассказали, что выросли вместе. Мать Стейннун со своим мужем арендовала землю у родителей Рагнхильд и отдала дочь в услужение, едва та стала способна на простую работу. Когда же Стейннун узнала, что госпожа выходит замуж за бонда из Стоксейри, то собрала вещи и тоже отправилась с ней.

– Без нее я бы пропала. – Рагнхильд произносила это с такой нежностью, что не оставалось никаких сомнений – так бы оно и случилось.

В усадьбе к Стейннун тоже все относились с теплотой, даже Бьёрн улыбался ей чаще, чем своей жене. В один из визитов Диса заметила у батрачки уголок пестрого платка, спрятанный за поясом. Поймав ее взгляд, служанка отвела глаза. Диса не стала ничего спрашивать. В конце концов, это было не ее дело.

Время от времени девушки сами ее навещали в Вохсоусе. Бьёрн не возражал против поездок, если они не задерживались надолго. Эйрик вел себя с гостьями неизменно приветливо: щедро угощал их и травил байки, то смешные, то страшные. Один раз, когда Диса провожала подруг обратно, Рагнхильд разрыдалась, и Стейннун пришлось ее утешать.

– Несчастное дитя, – нахмурился Эйрик, когда лошади, увозившие гостей, скрылись за поворотом дороги.

– Хочешь сказать «Не всем так повезло с мужем, как тебе»? Не сдерживайся.

– Хочу сказать, что однажды Рагнхильд попросит тебя о помощи.

– Я сама это знаю, но ума не приложу, что тут можно сделать. А ты? Ты же колдун, да поученее меня!

– Могу поговорить с твоим братом.

– Он не станет тебя слушать.

– Меня – станет, – весомо возразил Эйрик.

Диса задумалась над его предложением, но в конце концов покачала головой.

– Сделаешь только хуже. Не бери в голову. Это же не беглый преступник в кандалах, а какая-то баба. Да, преподобный?

Она знала, что несправедлива к мужу, а сварливостью оправдывает собственное бездействие, которое мучило и изводило ее с каждым днем все сильнее. Диса упрямо повторяла себе, что ничем не может помочь, и лишь делала все возможное, чтобы невестка скорее понесла: поила ее отварами и читала заклинания, которым когда-то обучила Тоура. Но все было впустую. Под руководством Эйрика пасторша изготовила став с особой вязью, который должен был помочь Рагнхильд забеременеть, но и тот оказался бесполезен.

Странно было, что, впустив в этот мир столько детей, она не могла ни сама затяжелеть, ни помочь зачать другой женщине… Месяц шел за месяцем, но ничего не менялось. Снова и снова приходила кровь к Дисе и Рагнхильд. Темнели ночи, отступало лето, подошел к концу сенокос. В хозяйстве Эйрика и Дисы все оставалось без перемен.

Как-то раз, возвращаясь с хутора Браттсхольт, где она принимала третьи роды у жены бонда, Диса заглянула в Стоксейри. Рагнхильд, как всегда, встретила ее приветливо, но на свет выходить не стала. Так и сидела в сумерках бадстовы, пряча лицо.