Не желая медлить, Паудль широко расставил ноги, присел и обхватил бочку руками. Один бок уже был мокрым от пота тех мужчин, что пытались поднять ее раньше. Железные скобы нагрелись, но ладони не обжигали. Сквозь дерево пробивался отчетливый запах хмеля, резкий и чуть щекотный. «Если выиграю, – неожиданно подумал Паудль, – угощу всех, кто захочет выпить рюмочку». Солнце пекло в макушку, перед глазами плыло. Он резко выдохнул и, поплотнее прижав к себе бочку, отдал все силы в ноги и на счет «три» рывком распрямился.
Если бы не природное чувство равновесия, которое помогало ему ездить верхом без седла и стремян, Паудль завалился бы на спину. Бочка в его руках не то чтобы ничего не весила, но была не тяжелее ведра с молоком. Даже удивительно, что такой громадный сосуд оказался до того легким. Перед каждым шагом Паудль осторожно нащупывал себе путь ногой, чтобы не споткнуться и не рухнуть навзничь. Бочка скорее мешала ему размерами, чем тяжестью. Когда носок уперся в дверь, Паудль присел и так же аккуратно опустил свой груз на землю – занозить пальцы он теперь боялся больше, чем надорвать спину. И почему только другие мужики, покрепче и помощнее его, не справились?
Едва днище коснулось сухой земли, толпа вокруг загоготала и засвистела, празднуя не столько победу Паудля над матросом, сколько общую победу исландцев над пройдохой, что посмел усомниться в их силе. Лицо йотуна пошло глубокими морщинами, так сильно он хмурился.
– Ну хорошо, – сказал он густым басом. – Силен.
Паудль улыбнулся – не смог сдержать торжество.
– Раз такой сильный, хочешь побороться?
– С тобой? – Прозвучало задиристо, но Паудль и не думал сдерживаться.
– Не со мной. С моим бойцом. Он хорош в глиме.
– А давай! – Кураж все никак не оставлял Паудля. – Зови сюда своего бойца.
– Завтра. Приходи на мой корабль.
Все так же хмурясь, йотун развернулся и зашагал к причалу. Он отошел достаточно далеко, когда молодой человек спохватился:
– Эй, а что мне за это будет?
Йотун остановился и медленно развернулся к нему. Паудлю показалось, что он увидел в глазах гиганта удивление.
– Не строй из себя дурачка. Сам знаешь.
Ответ был странный: о награде за бочку голландец орал так, что слышно было в самой Дании. Как же, по его мнению, Паудль должен был узнать, что ждет его в качестве награды за победу над чужим бойцом? Хотя, возможно, капитан имел в виду, что на чужеземном корабле всегда найдется, чем удивить простого исландца. Эта мысль была унизительной, но не такой уж неправдоподобной.
Паудль сам еще не решил, встретится ли он с неприятным голландцем завтра или нет. Решил пока не раздумывать над этим, а созвал вокруг себя всех желающих (у кого при себе были рюмки), чтобы отведать бесплатного аквавита, и с наслаждением выдернул пробку из бочки.
Когда его нашла Диса в компании другой девушки, Паудль неожиданно для себя оказался мертвецки пьян. Несмотря на это, он сумел предложить двум очаровательным йомфру по глоточку великолепного (надо отдать должное йотуну!) напитка. Подруга была старше и выше Дисы, ее волосы были темнее, голос ниже, а формы более округлыми. Ее звали Сольвейг, и она была дочерью священника. Паудль вовсе не был уверен, что сумеет удержать это знание у себя в голове до утра, поэтому умолял Дису прийти завтра на пирс к закату. Не без труда выговорив такую заковыристую просьбу, он спрятал поглубже кошель, чтобы его ненароком не срезали, и, попрощавшись с девушками, стал пьянствовать дальше.
Диса
– Как думаешь, он о чем-то догадался?
– Сольвейг перевернулась на живот и положила подбородок на руки. За занавеской смачно храпел преподобный Свейнн, которому вторил его брат. В Эйрарбакки трудно найти ночлежку, когда приплывают корабли. Повезло, что у пастора тут жила родня. Впрочем, брат преподобного, такой же грузный, с маленькими блестящими глазками, все равно не выказал особой радости по случаю того, что троица из Стоксейри остановится у него. Он мог бы получить намного больше, если бы дал приют кому-нибудь чужому. А с родного брата что возьмешь? Диса даже подумала, что если бы не обаяние Сольвейг, то и вовсе ночевать бы им в амбаре.– Если не догадался сейчас, то завтра точно поймет, не дурак же он, – ответила она.
– Ты плохо знаешь мужчин, – снисходительно хмыкнула Сольвейг. – Вот увидишь, наутро он будет уверен, что сильнее всех в Исландии и никто не может с ним тягаться. А уж после того, как одержит победу над голландским бойцом…
Лицо Дисы сделалось озабоченным.
– С чего ты взяла, что одержит?
Сольвейг растянула губы в улыбке, довольная, как лиса, схватившая птицу.
– Тебе и правда стоит больше доверять себе. Матушка хорошо тебя обучила.
С этим Диса спорить не стала: Тоура многое в нее вложила. Впрочем, некоторые знания она до сих пор опасалась использовать и сохраняла их нетронутыми, как бусы, которые каждый раз обещаешь себе надеть на праздник, но все откладываешь и откладываешь.