Когда запоют мертвецы

Паудль был уверен, что его противником станет гигант наподобие самого капитана-йотуна, но боец оказался сух и черен. Его громадные зубы выдавались вперед, так что челюсть казалась слишком большой для головы и едва помещалась внутрь черепа. Он был бос, а из одежды носил только полотняные штаны. Раньше Паудль никогда не видел столь непривлекательных людей. Противник не внушал трепета, напротив, производил впечатление слабого и даже больного. Паудль решил бы, что драться с таким зазорно, но Диса предупредила его, что чужак может лишь казаться хилым, ничтожным и смешным. На деле в нем может быть скрыта такая сила, какая Паудлю и не снилась. Диса нарисовала на его подошвах символы, которые должны были принести победу в глиме, и вручила овчину, велев обмотать ее вокруг бедер. Ее ни за что нельзя было снимать или дать стянуть с себя. «А иначе он разорвет тебя голыми руками», – предупредила девушка, и от того, как серьезно это прозвучало, у Паудля мурашки побежали по спине.

Полюбоваться на драку явилась вся фактория: от управителя с помощником до грузчиков со складов. Паудль размялся под гнусную ухмылку противника, сделав несколько наклонов в разные стороны. Сам он был крепко сложен, но не силач. Впрочем, в глиме и не нужно настоящей силы, с помощью которой батраки ворочают мешки с солью. Гораздо важнее гибкость и ловкость. Бороться Паудля научил в свое время один из арендаторов, который любил выпить и подраться, но делал это так красиво, что даже отец, человек, которому противно было любое сопротивление, с уважением говорил о его способностях.

Овечью шкуру Паудль повязал на бедра, как разбойник, надеясь, что это придаст его облику мужества, а не выставит его на посмешище.

– А вот и наш славный противник! – скалясь, громогласно объявил йотун. – Если исландец победит, я дам ему подняться на свой корабль и взять все, что он пожелает. Если проиграет, будет работать на меня как батрак целый год.

К лицу Паудля прилила кровь. Он полагал это всего лишь дружеским поединком: выиграет – получит книгу, в которой так нуждалась Диса, проиграет – не получит ничего… Он не мог себе позволить бросить матушку одну! Йотун сразу же углядел сомнения в его лице.

– Что, Паудль Магнуссон, отказываешься?

Слишком много взглядов было направлено на него. Люди собрались, чтобы посмотреть, сумеет ли исландец, их брат и сосед, побороть голландского силача. Паудль сглотнул и помотал головой: нет, не отказывается.

Перед поединком йотун предложил ему снять башмаки. «Мой боец будет сражаться без обуви», – заметил он. Паудль разулся и сделал это, пожалуй, с облегчением. Если бы кто-то заметил у него на подошвах колдовские знаки, заклеймили бы трусом и изгнали с позором. Еще шкура эта… Впрочем, Диса предупредила, что преимущества в бою овчина не даст, только не позволит черному человеку убить Паудля.

Черного человека йотун представил как Ульрика. Они с Паудлем сошлись плечом к плечу и пожали друг другу руки. Ладонь у Ульрика была мокрой и горячей. Паудль не успел узнать, кто обучил его исландской борьбе, но правила чужак знал отлично. Мужчины закружили друг против друга, мелко перебирая ногами и примериваясь. Сошлись они у самого края пирса, так что один лишний шаг – и кто-нибудь полетит прямо в воду. Ульрик напал первым. Он в самом деле был быстрым, как лисица, невероятно цепким, а еще неожиданно тяжелым, чего не скажешь по его невысокому росту и щуплому сложению. Несколько раз он едва не повалил Паудля на землю, но тот стоял прочно, представив, как велел когда-то его учитель, что от ног к центру земли тянутся мощные корни.

Кожа Ульрика была словно вымазана маслом – пальцы скользили по ней, и Паудлю никак не удавалось его нормально схватить. В какой-то момент ему даже начало казаться, что Ульрик увеличивается в размерах. Сначала его слепило солнце и мешали блики от воды, затем мощная фигура Ульрика заслонила свет, и пирс словно накрыла тьма. «Я и не знал, что он такой большой, – подумал Паудль, – как я мог не заметить, что он размером с целый корабль?».

К счастью, пока Ульрику никак не удавалось как следует перехватить Паудля – он толкал юношу и пытался делать подсечки, но безуспешно. Поднялся странный морозный ветер, хотя еще минуту назад было тепло. Этот холод пронизывал до кости, делал движения сонными и медленными. Дрожа от холода, Паудль не успел увернуться от очередного рывка Ульрика, и тот сорвал с него овчину, а затем плотно обхватил поперек тела. Захват у него был таким сильным, что Паудлю показалось, что сейчас весь дух из него выйдет. А Ульрик все сжимал и сжимал кольцо из рук, пока ребра Паудля не взмолились о пощаде. Пирс погрузился во тьму. Паудль попытался найти взглядом людей, но мир вокруг был мрачен и беззвезден. Он уже не мог сопротивляться боли, такой сильной, что казалось, вот-вот раскрошится позвоночник. «Меня обманули, – подумал он, – дали в соперники волка Сколля, что глотает солнце. Я слышу семь ангельских труб. Из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы…»