Прощай, Цзяци. Эти слова вертелись у меня в голове, и никак не получалось от них отделаться. При каких обстоятельствах я скажу их тебе? Невозможно представить. Разве может разлучить нас что-то, кроме смерти? Правда, я был не совсем уверен, что ты думаешь так же. Показалось, что я очень давно тебя не видел. Я отдалился от тебя с тех пор, как начал работать над устройством для связи с душой. И не только от тебя, я отдалился от всего мира. Эта огромная тайна отрезала меня от людей. Я нес на плечах долг по возрождению рода Чэн и в одиночестве шагал по черному туннелю. И не знал, как долго придется идти. Есть ли конец у этого туннеля? Или я обречен вечно жить в темноте? Стало страшно. Может, ты и права: некоторые вещи нам вообще лучше не знать. Например, что такое душа… От слова “душа” по спине у меня пробежал холодок. Стоя посреди того сумрачного квадратного двора, я вдруг понял, что очень по тебе скучаю. Захотелось немедленно тебя увидеть, убедиться, что ты никак не изменилась. От этих мыслей моя упрямая решимость окончательно растаяла, хотелось только поскорее выбраться из этого проклятого места.
Стены, выходившие на улицу, были слишком высокие. Даже если получится забраться наверх по приставленным кирпичам, буду прыгать вниз – все равно расшибусь. В остатках света я пробрался за церковь по узенькой тропинке, поросшей сухой травой, и с той стороны стена оказалась ниже. Но я понятия не имел, что за ней. Правда, до меня доносился слабый запах кухни, ароматы лука и чеснока. Мой пустой желудок свело спазмом, я едва не дрожал от голода. Наверняка с той стороны чье-то жилье, надо перемахнуть через стену, а там уже думать дальше. Забравшись на шатающуюся башню из сложенных друг на друга камней, я подтянулся и влез на стену. За ней оказался сыхэюань[63]
. Все окна были зашторены, не разберешь, что внутри, но свет в комнатах подсказывал, что хозяева дома. Осторожно ступая по осколкам черепицы, я подобрался к краю крыши, спрыгнул на карниз, а оттуда во двор. Ногу все-таки подвернул, но не сильно. А вот шуму наделал много, люди в доме наверняка меня услышали. Я посидел недолго, припав к земле, но наружу никто не вышел. Тогда я подкрался к освещенному окну с восточной стороны и через щелку в шторах заглянул внутрь. В комнате я увидел толстуху, которая гонялась за мной по церковному двору, теперь она спала, навалившись грудью на стол. Рядом лежали блокнот в твердой обложке и раскрытая Библия. Страницы дрожали от воздуха, вылетавшего из толстухиного рта. Комната была крохотная, в углу стояла односпальная кровать, видимо, толстуха жила здесь одна. Я подошел к двери, она оказалась не заперта, скрипнула и открылась. На цыпочках я подкрался к столу. Толстуха храпела, огромное тело вздымалось и опускалось, источая насыщенное тепло, даже воздух вокруг казался горячим. Я взял из блокнота ручку и с силой перечеркнул открытую страницу Библии огромным крестом.Потом вернулся во двор, прошел полкруга вдоль стены и обнаружил в углу калитку. Через нее можно попасть на улицу. Я взялся за толстый тяжелый засов и осторожно потянул, стараясь не шуметь. И тут из дома раздался женский крик:
– С ума сошел? Вижу, ты совсем рехнулся!
Кричали в южной комнате. Я подошел поближе. Шторы были плотно задернуты, ничего не разглядеть.
– Считай, что это в долг Хуэйюнь… Она сейчас лежит дома, восстанавливается после болезни, не могу же я идти к ней и просить денег? – Это был голос священника.
– Так подожди, пока она поправится. Вели мальчику зайти попозже.
– Ты не понимаешь, если я не дам ему сейчас, он решится на воровство или грабеж… – Опять голос священника. – Этот ребенок в шаге от преступления.
– Так скажи ему правду. Скажи, что все подарки покупала Сюй Хуэйюнь. А теперь она заболела и не может дать денег.
– Нет. Я обещал Хуэйюнь, что мальчик ничего не узнает.
– Да что там у вас за тайны?
– Я же тебе рассказывал, у нее с семьей этого мальчика… Хуэйюнь уже много лет не знает покоя, видит, как плохо ему живется, чувствует за собой вину… Она даже исповедовалась. – Священник понизил голос: – Вроде какой-то человек по их вине впал в кому… Ай, это еще при “культурной революции” случилось, кто его разберет. Тем более это ее муж…
– Ли Цзишэн? – спросила женщина.
Услышав имя твоего дедушки, я вздрогнул.
– Так иди к Ли Цзишэну, пусть он даст денег.
– Нет. Он не знает, что Сюй Хуэйюнь покупала мальчику подарки.
– Почему? Ведь это он виноват?
– Он за собой вины не признает. Сам в Бога не верит и Хуэйюнь не позволяет. Если я сейчас явлюсь к ним на порог, он меня просто выгонит…