Колдун со Змеева моря

От воды веяло прохладой, пахло тиной. По поверхности бегали тонконогие водомерки, в песочных ямках у самой кромки воды трепетали черные хвостики головастиков. Глубже, под широкими листьями, медленно проплывали скользкие, холодные рыбьи тела. То и дело по воде проносился солнечный блик – так стремительно, что нойда не успевал его толком разглядеть. В поле бы сказал – полуденница, а в воде что?

Нойда вытер взмокший лоб. В своих странствиях он никогда еще не забирался так далеко на юг. Здесь все было чужое, и небо, и лес – шумный, легкий, весь в пляшущих тенях и пятнах света. И эта жара! Лето в землях словен казалось нойде невыносимо долгим. Сейчас бы укрыться в уютный сумрак еловой корбы…

Он опустился на корточки, протянул ладонь к воде, собираясь зачерпнуть и умыться.

– Не совал бы ты туда руки, чародей, – послышалось сзади.

Нойда оглянулся. На склоне, среди высокой травы, стояла молодая словенка и смотрела на него, склонив голову.

– Экий ты беспечный, хоть и с виду сущая нежить, – сказала она с легкой насмешкой. – Или не знаешь? В эту пору никто к воде не подходит…

Нойда выпрямился, рассматривая словенку. Миловидная, невысокая; голубые глаза под прямыми белесыми бровями глядят смело, загорелое лицо усыпано веснушками. Волосы по бабьи убраны под платок, в руках корзинка. Из корзинки вкусно пахло пирогами. Нойда невольно сглотнул.

– Ты на деревенских не сердись, – продолжала словенка. – Мы раньше не так гостей принимали. Просто гости всякие бывают. Ты к ним с добром, а они беду приносят…

Молодая женщина направилась к нойде и, не доходя нескольких шагов поставила корзинку на прибрежный песок.

– Не побрезгуй, чародей…

Нойда кивнул, но корзинку трогать пока не стал.

– С чем пришла? – спросил он. – О чём просить хочешь?

Женщина помолчала, будто не зная, с чего бы начать.

– С мужем у меня беда, – тихо заговорила она совсем другим голосом. – Заболел, чахнет изо дня в день…

– У вас свои хорошие травники, я знаю.

Нойда сел на траву, вдыхая тянущую от воды прохладу. Просительница осталась стоять в сторонке.

– Травник нам не помог, – сказала она. – А я думаю, это проклятие. Здоровый был мужик до самого травня, а потом начал худеть, бледнеть… В груди, говорит, колет, аж дышать трудно… Щеки запали, на лбу морщины легли… Я давеча гляжу, а него седина в бороде…

Нойда прикрыл глаза. Стрекот кузнечиков на лугу и нежный шелест камыша у воды навевали дрему.

– … вот думаю – может, это я его нечаянно прокляла?

– Что? – нойда аж проснулся.

– Ну, ругала его змеем подколодным, коварным изменщиком… Кричала всякое: чтобы у тебя повылазило, свело б тебе спину коробом, живот жёлобом…

– Ты? – нойда бросил на нее долгий, пронизывающий взгляд. – Нет, ты проклясть не можешь.

– А если я была на него очень зла? – не отставала словенка. – Говорят, злость силу словам придает! Может, какая нечисть услышала да и…

Нойда подался вперед, оперся локтями на колени, переплел пальцы и устроил на них подбородок.

– Темнишь ты, женщина, – с досадой сказал он. – Что же вы, вене, никогда прямо не скажете, с чем пришли, а все вокруг да около ходите? Другая твоему супругу полюбилась поди?

Женщина всхлипнула. Нойде стало скучно.

– Не моё это дело – твоего бычка в родной хлев заворачивать, – буркнул он, с сожалением поглядев на корзинку. – Ступай, найди знающую старуху…

– Радко меня любит! – вскинула голову словенка. – Его злыдня-болотница приворожила! Мы с ним душа в душу жили, пока она, змеюка, из леса не выползла… Помоги, колдун! Ничего не пожалею!

Нойда покосился на молодую женщину.

– Как тебя зовут?

– Веленой, – не слишком охотно сказала женщина.

– Расскажи, что там за разлучница?

– Ведьма болотная, – с ненавистью сказала Велена. – Я ее хорошо из кустов разглядела, когда они с моим Радко на ночной лов сети ставили… Такая страхолюдина! Тощая, бледная, коса черная, глазищи пучит, а больше и посмотреть не на что – ни кожи, ни рожи! Чем она могла его взять? Радко дом бросил, у воды поселился… Я к волхвам ходила – не помогли… Совестили его всем миром – не слушает! Отстаньте, говорит, от меня! Я ничего дурного не делаю, рыбу ловлю, детей кормлю…

– Если детей кормит, так может и пусть себе? – предложил нойда. – А ты другого найди…

– Да это не наши дети! Это ее дети! Притащилась откуда-то, и целый выводок с собой привела, – с особенным отвращением выплюнула женщина. – А Радко-то знаешь, что мне сказал: «они теперь мои дети»! Да как у него язык повернулся? Вот потому он и заболел – они из него соки пьют. Злыднюшка ночами силы тянет, а детушки днем остатки доедают…

«Да, пообедать не мешало бы», – подумал нойда, внезапно ощутив, что голоден и в сон его уже не клонит. Ах, вот оно что – дневная жара начала спадать. Воздух понемногу наполнялся звоном комаров.

«Что ей на самом деле от меня надо?» – задумался он, глядя на словенку.

Впрочем, догадаться было несложно.

– А Радко-то мой, – продолжала жаловаться Велена. – Худеет, чахнет, а сам еще и доволен! Уж так ради зазнобы расстарался – избу новую срубил! Ну не избу, конечно, зимовьюшку малую…

Женщина злорадно засмеялась.