Колдун со Змеева моря

Острая боль тотчас сменилась головокружительной слабостью. Лес и озеро поплыли вбок, месяц покосился в небе. Нойда покачнулся, силясь устоять, но колени подогнулись сами собой. Казалось, жизнь стремительно вытекает его него вместе с кровью. Хуже того, все суставы сковало странное оцепенение, – вцепившиеся в него твари, не иначе, были ядовиты. Огромным усилием нойда сделал шаг назад и упал навзничь, плюхнувшись на мелководье. Утонуть там было негде, но никто и не собирался его топить. Вода рядом с ним бурлила; извивались гладкие, блестящие черные тела, острые как иглы зубы все глубже и крепче впивались в его плоть, жадно высасывая кровь. Нойде стало дурно, то ли от омерзения, то ли от яда; он уже не чувствовал ног.

А шева тем временем вдруг возникла прямо перед ним. Подошла, склонилась над пойманным шаманом. Вода текла с длинных волос прямо ему на лицо. Вот сейчас обнимет и вопьется в шею…

– Приди, помоги, выручи, Ниаль… – прохрипел нойда, пытаясь призвать самого свирепого из своих сайво.

Но шева приложила пальцы к его губам.

– Ш-ш! Не зови никого, – тихо сказала она на его родном языке. – Незачем…

Повернулась к неведомым существам, впившимися в ноги нойды, приказала:

– Отпустите.

Бурление воды неохотно стихло. Нойда, упираясь локтями, поспешно выполз на берег и упал на спину, тяжело дыша. Ноги так и лежали пятками в воде, словно чужие.

– Детки разыгрались, – виновато произнесла шева.

Черные пиявки, повинуясь матери, отплыли от берега – но не слишком далеко. Нойда очень хорошо видел круглые головы, выпученные лягушачьи глаза, пристально глядящие на него из зарослей кувшинок. Ничего общего с матерью.

Девушка, тонкая и бледная, была несомненно красива. В ее лице было нечто ласковое и тихое. Нойда вдруг понял, что ему вовсе не хочется сражаться с ней. Шева опустилась рядом с ним на колени, начала гладить его ноги в тех местах, куда впивались маленькие упыри. Нойда прерывисто вздохнул, чувствуя, как от легких прикосновений понемногу уходит ядовитое онемение.

– Зачем ты пришел в эти края, земляк? – спросила она. – Зачем подставился?

«Почему не убила?» – думал нойда.

– Держись от меня подальше, раз уж не утопила сразу, – сказал он. – Больше я так просто не дамся. Я тебе не по зубам, сама знаешь.

Шева засмеялась, словно ручеек зазвенел среди камней.

– Ты мне не нужен, земляк. У меня уже есть муж.

– Муж? – нойда хмыкнул. – Это не так называется.

«Потому-то и не стала вступать в бой, – подумал он. – Она сейчас сыта. И осторожна. Только с большой голодухи нечисть нападет на шамана. Да и то – если натравят…»

А вот Радко, если немедленно не возьмется за ум, недолго осталось на этом свете…

Черноволосая нахмурилась.

– Это ты на что намекаешь? Я живую кровь не пью.

«Уже поверил», – подумал нойда, и, разминая икры, спросил:

– Откуда ты здесь взялась? Такие, как ты, в словенских краях не водятся.

«Вот поэтому рыбак и попался…»

Болотница склонила голову и спросила:

– Ты узнал меня?

– Конечно. Ты оадзь, женщина-лягушка. Саами о таких, как ты, хорошо знают и никогда не рыбачат в полнолуние, особенно на заболоченных озерах…Кто с тобой свяжется, долго не проживет.

– Проживет столько, сколько ему богами положено! – строго ответила оадзь. – Без меня Радко был несчастлив, а теперь смеется, жизни радуется.

– Если он тебе дорог, зачем кровь из него пьешь?

– Кто такое сказал? Клевета! От меня он только ласку и видал…

Кровь вернулась в ноги, онемение прошло. Нойда встал и еще раз мысленно обругал себя. Растяпа самоуверенный!

Оадзь смотрела на него с той же непонятной печалью.

– Уходи, ведун. Оставь нас. Нам с Радко хорошо вместе.

– Если не оставишь его в покое, он скоро умрет.

– Если умрет, значит, судьба его такая. А я тут ни при чем.

Нойда понимал – он что-то делает не так. Зачем он вообще препирается с болотницей? Надо изгнать ее из этого озера, заставить уйти, отстать от рыбака. Даже если оадзь не врет и в самом деле привязалась к «мужу», человеку с лягушкой не жить. Она греется подле него – а из него сила уходит…

«Мое дело – искать врагиню, а не сластолюбивых рыбаков от упырих спасать» – думал нойда, возвращаясь в березняк. Отыскал место, где оставил бубен, принялся устраиваться на ночлег. По телу все еще разливалась слабость от лягушачьего яда.

Летние ночи коротки. Небо из синего становилось бледным, бесцветным, в нем сияла лишь пара самых ярких звезд. Над черной кромкой леса чуть розовел грядущий рассвет. Несколько птиц уже проснулись и звонко пересвистывались. Нойда зевнул, поерзал на подстеленной шкуре, закрыл глаза…

– Ну что? Видел ведьму? – послышалось из-за соседней березы.

– Ты что здесь делаешь? – резко спросил нойда, подскакивая на лежанке. – Зачем пришла?!

– Как ты ее назвал-то по-вашему… – проговорила Велена, выходя из-за дерева. – О…оа…

– Ты следила за мной?!

Женщина улыбнулась, глядя на него в упор. Отпираться она и не собиралась. Нойда сердито засопел. Лицо вспыхнуло – хорошо, хоть сумрак вокруг. «Какой стыд! Да что со мной сегодня? Не заметил словенку в трех шагах… И тех, черных, тоже не заметил – потому что не ждал! Почему я вдруг ослеп?»