Колея к ржавому солнцу

Через несколько дней он перестал улыбаться, сделался хмурым, неразговорчивым, постоянно огрызался на бабушку. Пропустил смену на работе, а потом исчез из дома. Тим догадывался о причине. Баловавшийся наркотиками еще до тюрьмы, но вроде бы излечившийся от этого недуга, после заключения Макс вновь плотно подсел на героин. Регулярно пытался завязать, переламывался, на время возвращался к нормальной жизни, но так же регулярно срывался, уходил из дома, не желая, чтобы брат и бабушка видели его в таком состоянии. Через день, ни на что не надеясь, Тим зашел узнать о брате в «Карусель». Вызванный кассиршей управляющий наорал на него и швырнул трудовую книжку Макса. Весь декабрь Тим подолгу бродил по городу, вглядывался в лица прохожих, спешащих по предновогодним делам, надеясь случайно увидеть Макса, чтобы схватить и, не расцепляя рук, увести домой. Но старший брат на глаза не попадался: либо зависал в притонах, уходя в дебри наркотических грез, либо вовсе убрался из города к кому-то из приятелей, которых Тим не знал. Наступил январь, потом февраль. Повседневные заботы притупили тревогу Тима и бабушки за Макса, но ждать его возвращения они не переставали.

Дождались.

Тим протянул свою руку к брату, взял его за бледную ладонь, услышал:

– Осторожно! У него руки обморожены.

Тим оглянулся на вернувшегося в палату доктора. Тот несколько секунд удивленно моргал – ясно, что не сразу заметил Тима – и пояснил:

– Его нашли в заброшенном доме. Ночевал там, это зимой-то. Удивительно еще, что не замерз.

Тим вспомнил уличный холод, пар изо рта при дыхании. На мгновение ему показалось, что его самого с ног до головы обдали ледяной водой из брандспойта. Как генерала – не из кино про охоту, а другого – настоящего, военного инженера, попавшего в плен и погибшего в немецком концлагере. Он вздрогнул, спросил:

– А почему Максим здесь? Почему его не лечат?

Врач потер лицо и произнес:

– Нечего уже лечить. Цирроз, печень отказала… Умирает… Он кто тебе?

– Брат, – шепнул Тим так тихо, что сам не понял, расслышал его доктор или нет. – А если печень пересадить? – спросил он чуть громче.

Врач хмыкнул, покачал головой, произнес негромко:

– Будто у нас тут десять штук в холодильнике лежат, дожидаются.

– Мою возьмите, – не раздумывая, предложил Тим. – Половину. Так ведь можно? Я в журнале читал…

Ладонь доктора легла ему на плечо.

– Можно. Только не у нас. Да и все равно не успели бы. Это же не так быстро.

– Сделайте хоть что-нибудь, – глухо сказал Тим и посмотрел на врача.

Отчаяние мальчика скрутилось в один узел с больничной атмосферой и на несколько секунд передалось доктору. Тот посмотрел в темное окно, собственное отражение в котором напомнило ему, что он не только человек, но и медработник, у которого не должно быть чувств к пациентам. Доктор произнес:

– Уже сделали. Укол обезболивающий…

Тим опустил голову, разглядывая линолеум такого оттенка, что, будучи чистым, он все равно казался грязным, и спросил с надеждой.

– Можно, я останусь здесь? С ним. До утра. Тут ведь, – он мотнул головой и вдруг всхлипнул, – все равно никого нет.

Врач прищурился в раздумье, потом решился и кивнул:

– Хорошо, но только до шести, пока моя смена. Позже персонал начнет подходить… И как ты доберешься домой потом?

– А я рядом живу, – быстро, боясь, что врач передумает, ответил Тим. – В Петровском… Тут пешком недалеко.

– Хорошо, – повторил врач. – Но в сознание твой брат вряд ли придет. Если бы знать, мы бы не кололи ему морфин.

– Да нет, пусть, – потряс головой Тим. – Я так посижу. Рядом…

– Ладно, – вздохнул врач. – Пойдем, надо твою бабулю домой отправить… И халат надень, пожалуйста. У Кати попроси.

Чуть оклемавшаяся Полина Ивановна была похожа на изваяние. Медсестра Катя вызвала такси и, когда оно подъехало, помогла Тиму посадить в него несопротивляющуюся пожилую женщину. Узнав, что везти пассажирку совсем недалеко, водитель заругался:

– Пешком бы дошла… И дверью не хлопайте!

Тим посмотрел вслед машине, чувствуя себя рывком повзрослевшим, и вернулся в отделение. Медсестра протянула ему белый мятый халат и показала:

– Там туалет. Руки помой, прежде чем пойдешь в палату. И зови меня, если что…

Тим молча пошел к туалету. Маленькая раковина, изогнутый кран, откуда тонкой струйкой текла коричневая вода. Микробов в ней, наверное, столько, что их можно резать скальпелем.

* * *

Сидя у постели умирающего брата, Тим вернулся мыслями в позапрошлогоднее жгучее лето, когда дым от горящих вокруг города лесов полз по улицам, а подошвы китайских кроссовок прилипали к мягкому разогретому асфальту.