Колесо страха

– А теперь представьте себе – и это я говорю от имени психиатра, Каранак, не от имени колдуна, – что целью моего эксперимента было пробуждение в вас генетической памяти, унаследованной от ваших предков. Предков, проводивших ритуалы жертвоприношения богу-демону. Те самые ритуалы, в одном из которых, как вам показалось, вы вчера принимали участие. То, что почудилось вам над пирамидой и в самой пирамиде, – образ бога-демона, созданный много столетий назад вашими предками. Вот и все. Представьте себе, что с момента нашего знакомства то, что казалось вам реальностью, было лишь потоком образов из мрачных глубин генетической памяти, образов, ткань которых сплел я. Нет никакого Собирателя. Никаких ползущих теней. Никаких тайных подвалов под этим домом. Моя дочь, разделяющая мое увлечение экспериментами, на самом деле та, кем кажется. Современная женщина, необычная, без сомнения, но не ведьма и не блудница. Она соотносится с прошлым не более, чем Хелена, которую вы назвали драгоценной древней монеткой. И наконец, вы только гость здесь. Не пленник. Ничто не удерживает вас здесь, кроме вашего воображения, взбудораженного, признаю, моей страстью к исследованиям. И страстью моей дочери, – с едва уловимыми нотками иронии добавил он.

Теперь уже я подошел к окну и повернулся к столу спиной. Я рассеянно отметил, что дождь прекратился и из-за туч выглянуло солнце. Де Керадель лгал – но в какой из его версий было меньше лжи? Ни один колдун не смог бы совместить башни Дахут в Нью-Йорке и Исе, не смог бы повлиять на случившееся со мной там – в реальности или пространстве воображения, не смог бы подстроить случившееся после вчерашнего жертвоприношения. На это способен не ведьмак, но ведьма. Однако и в другой его цепочке умозаключений было немало уязвимых звеньев. А главное – ее подрывал один важный факт: Макканн, пролетая над этим местом, тоже видел серое мертвенное свечение огоньков, видел черную бесформенную тень, нависшую над пирамидой, видел людей, стоявших меж каменных глыб, – прежде чем все затянуло туманом. Чего же хотел де Керадель? В какую историю я должен был поверить? Я обязан притвориться, что верю в одну из них, но в какую? Я знал, что де Керадель никогда не доверял мне. Сейчас я словно стал героем рассказа Фрэнка Стоктона[35], и мне предстояло выбрать, какую дверь отворить, не зная, ждет меня за ней невеста или свирепый тигр.

Мысль, формировавшаяся в моем сознании, наконец созрела. Я повернулся к своему собеседнику, надеясь, что он прочтет на моем лице смесь огорчения и восхищения.

– Скажу вам откровенно, де Керадель, даже не знаю, расстраиваться мне или испытывать облегчение. В конце концов, знаете ли, вы взяли меня с собой на весьма высокую гору и показали мне все царства мира и их славу… Какая-то часть меня радовалась происходящему и готова была примкнуть к вам. Пусть я чувствую облегчение оттого, что все случившееся было лишь мороком, но та часть меня опечалена, ибо она хотела, чтобы сон был явью. И я испытываю противоречивые чувства – возмущение тем, что вы сделали меня подопытным в своем эксперименте, и восхищение вашим мастерством. – Я сел за стол и нарочито беспечно произнес: – Полагаю, раз вы раскрыли мне карты, эксперимент завершен.

Его бледно-голубые глаза не мигали.

– Да, он завершен – насколько мне известно.

Я прекрасно знал, что это не так. Знал, что я пленник здесь.

– Тогда, насколько я понимаю, я могу уехать в любой момент? – Я закурил.

– Это излишний вопрос. – Де Керадель прищурился. – Если вы принимаете объяснение случившегося с вами – объяснение с позиций здравого смысла.

Я рассмеялся.

– Этот вопрос – лишь эхо моего служения вам. Сложно избавиться от марева иллюзии, созданного таким мастером, как вы, де Керадель. Кстати, мне хотелось бы послать телеграмму доктору Беннетту.

– Мне очень жаль, но из-за бури телефонный провод, идущий в деревню, оборвался.

– Не сомневаюсь. Я хотел написать доктору Беннетту, что мне здесь нравится и я намерен оставаться здесь до тех пор, пока хозяевам дома мой визит будет в радость. Что вопросы, так интересовавшие меня, обрели ответы, которые меня полностью удовлетворяют. Что ему не о чем беспокоиться и я все ему объясню позже в подробном письме. – Помолчав, я посмотрел ему в глаза. – Мы можем вместе составить это письмо – вы и я.

Он откинулся на спинку стула. Его лицо оставалось невозмутимым, но я заметил проблеск удивления в его глазах, когда я предложил ему поучаствовать в написании письма. Да, де Керадель учуял наживку, но еще не клюнул.

– Почему? – осведомился он.