Колесо страха

Насвистывая, чтобы на меня обратили внимание, я спустился вниз. В комнату я вошел с таким видом, будто вообще ни о чем не подозревал. Не то чтобы это было совсем не так – я пребывал в приподнятом настроении, как боец, который проигрывал раунд за раундом из-за того, что стиль боя противника был ему совершенно не знаком, но начал понимать, как может победить.

Мадемуазель стояла у камина, хлопая по голенищу сапога плетью. Де Керадель все еще сидел во главе стола, чуть съежившись, куда более напряженный, чем был, когда я оставил его. Жертвенной чаши нигде не было видно. Мадемуазель походила на осу, де Керадель – на медведя, отбивавшегося от ос, как в известной сказке. Я рассмеялся этому сравнению.

– Какое у тебя хорошее настроение, – заметила Дахут.

– Да, это правда, – сказал я. – Лучше, чем у… – Я покосился на де Кераделя. – Чем у меня было все эти годы.

От нее не укрылся ни взгляд, ни ответная слабая улыбка де Кераделя.

– Поехали, – сказала Дахут. – Ты уверен, что не хочешь присоединиться к нам, отец?

Де Керадель покачал головой.

– У меня еще много дел.

Мы отправились в конюшню. Она взяла того же гнедого, а я чалую. Какое-то время Дахут ехала чуть впереди меня молча, а затем осадила коня.

– Ты так весел, будто едешь на свидание с любимой, – сказала она.

– Я надеюсь на это свидание, – ответил я. – Но не в этот раз, Дахут.

– Это Хелена? – прошептала она.

– Нет, Дахут, хотя во многом Хелена похожа на нее.

– Тогда кто она?

– Ты не знаешь ее, Дахут. Она не носит одежд, лишь вуаль. Ее имя – Истина. Твой отец пообещал мне приподнять эту вуаль.

Девушка подъехала ближе и схватила меня за запястье.

– Он обещал это… тебе?

– Да, – ответил я так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющимся. – И он упомянул, что ты ему для этого не нужна.

– Почему ты говоришь мне это? – Ее пальцы сжались на моей руке.

– Потому, Дахут, что я жажду встречи с этой обнаженной леди без вуали. И чувствую, что, если отныне не стану отвечать на все вопросы честно, эта встреча может быть отложена.

– Не играй со мной, – с угрозой в голосе сказала она. – Почему ты говоришь мне это?

– Я вовсе не играю с тобой, Дахут. Я честен с тобой. Настолько честен, что поведаю тебе и вторую причину.

– Какую же?

– Разделяй и властвуй, – ответил я.

Она непонимающе уставилась на меня.

– У индусов есть история, – сказал я. – Одна из «джатак», басен. Царица Тигров и Царь Львов не могли прийти к согласию, и от этого страдали джунгли. Они придумали разрешить спор следующим образом – сесть на разные чаши весов над прудом с крокодилами. Тот, кто тяжелее, упадет в воду – к радости крокодилов. Царица Тигров и Царь Львов сели на весы, и оказалось, что они весят одинаково. Но по центру спрятался муравей, держащий в лапках песчинку. «Хо! – закричал он. – Кто из вас сможет уговорить меня? И что вы мне предложите?» Так сказал ничтожный муравей Царице Тигров и Царю Львов. И песчинка в его лапках значила жизнь или смерть для одного из них.

– И кто из них выжил? – спросила Дахут затаив дыхание.

– Об этом история умалчивает, – рассмеялся я.

Она поняла, о чем я говорю, и я увидел, как ее щеки залила краска, а глаза вспыхнули. Отпустив мою руку, Дахут сказала:

– Мой отец весьма доволен тобой, Алан.

– Мне кажется, ты уже говорила мне об этом, Дахут. Но это не принесло тебе радости.

– А я помню, что ты уже разговаривал так со мной раньше, – прошептала она. – И это мне радости не принесло. – Она вновь вцепилась в мое запястье. – Я недовольна, Алан.

– Прости, Дахут.

– Пусть мой отец и мудр, но простодушен. А я – нет, – заявила она.

– Хорошо, – искренне ответил я. – Как и я. Я презираю простодушие. Но в твоем отце я не заметил наивности.

Ее пальцы сжались на моей руке сильнее.

– Эта Хелена… Насколько она похожа на ту обнаженную леди, чье лицо скрыто вуалью?

Мое сердце забилось чаще, и она заметила это.

– Ты не знаешь? – сладко спросила она. – У тебя не было возможности, скажем… сравнить? – Ее смех был безжалостен, и вновь в нем послышался шум морских волн. – Веселись дальше, мой Алан. Возможно, когда-нибудь я предоставлю тебе эту возможность.

Девушка ударила лошадь кнутом и поехала вперед. Мое хорошее настроение испарилось. Зачем, черт возьми, я вовлек в это Хелену? Зачем упомянул ее? Я ехал за Дахут, но она не оборачивалась и не говорила со мной. Так мы проскакали милю или две. В какой-то момент мы выехали на заросшую кустами лужайку – недоброе это было место, зловещее, и казалось, что в кустах словно притаилось что-то, поджидая нас. Здесь настроение Дахут улучшилось. Она осадила коня:

– Разделяй и властвуй. Мудро сказано. Кем, Алан?

– Насколько я помню, каким-то римлянином, – ответил я. – Его цитировал Наполеон.

– Римляне были мудры, очень мудры. А если я передам отцу, что ты подсказал мне это?

– Почему нет? – безразлично отозвался я. – Но если он еще сам этого не понял, зачем вступать в противостояние?

– А ты удивительно уверен в себе сегодня, – задумчиво сказала Дахут.