Колесо страха

– Я слышу голос, исходящий из камня, – произнес ассириец, стоявший на коленях. Зубран пропал из виду.

Песнопения становились громче, топот ног приближался. Затем, выйдя из какого-то тайного прохода в храм, во дворе появился отряд лучников и отряд копейщиков. За ними шли бритоголовые жрецы в желтых одеяниях, размахивая дымящими кадилами и нараспев выводя молитвы. Солдаты окружили алтарь. Жрецы умолкли и простерлись ниц. Во двор ступила мужская фигура, высокая, ростом с Кентона. Его скрывала одежда из золотых тканей, и такую же ткань он держал левой рукой у лица, пряча его.

– Жрец Бела! – прошептала коленопреклоненная женщина.

По рядам храмовых служанок прошло движение. Нарада привстала. Никогда еще Кентон не видел такого томления, такой горькой страсти, как в ее глазах цвета полуночи, когда жрец Бела прошел мимо, не обратив на нее внимания. Ее пальцы вцепились в паутину одеяний, которые колыхались на груди от вздохов, сотрясавших ее.

Жрец Бела подошел к золотому алтарю. Он убрал руку, которая удерживала у лица вуаль. И онемевшие пальцы Кентона едва не отпустили рычаг.

Будто в зеркало, он смотрел в собственное лицо.

Глава 22

Как танцевала Нарада

Затаив дыхание, Кентон уставился на своего двойника. Та же квадратная челюсть, смуглое лицо с поджатыми губами, те же ясные голубые глаза.

Он вспомнил о ловушке черного жреца. Это и был тот самый любовник Шарейн, которого Кланет ей уготовил? В голове пронеслась мысль, но слишком быстро, чтобы он мог осознать ее, на мгновение вспыхнув пониманием и погаснув.

Сквозь камень он услышал, как ругнулся перс.

Затем…

– Волк, ты там? – прошептал он. – Ты действительно там, Волк?

– Да, – ответил Кентон. – Я здесь, Зубран. Во дворе не я! Это какие-то чары.

Его взгляд вновь вернулся к жрецу Бела – теперь он замечал некоторую разницу. Губы казались не такими тонкими, уголки рта были опущены, в нем и в линии подбородка читалась нерешительность. В глазах сквозило дикое, болезненное желание. Молчаливый и напряженный, он смотрел поверх головы Нарады, чье стройное тело сейчас было напряжено, в проход, из которого вышел.

Тонкие языки пламени над алтарем вздрогнули, извиваясь.

– Боги хранят нас! – произнесла дерзкая женщина.

– Тише! В чем дело? – сказал ассириец.

– Ты видел химер? – прошептала женщина. – Они смотрят на жреца. Они двинулись к нему!

– Я видела! – сказала женщина с ребенком. – Я боюсь!

– Это свет от алтаря, – сказал ассириец. – Игра света.

Фригиец подключился к разговору:

– Может, это и химеры. Разве они не посланцы Бела? Разве ты не сказала, что жрец любит женщину Бела?

– Тихо! – прогремел голос офицера из-за двойного кольца солдат.

Жрецы принялись напевать молитву. В глазах высшего жреца вспыхнуло пламя, его губы задрожали, тело изогнулось вперед, будто управляемое незримыми нитями. Через двор шла женщина – одна. С ног до головы она была закутана в пурпур, голова покрыта золотой вуалью.

Кентон узнал ее!

Кровь ударила в голову, его сердце выпрыгивало из груди, стремясь к ней. Его охватило столь сильное желание, что он испугался, что сердце не выдержит.

– Шарейн! – забывшись, позвал Кентон. – Шарейн!

Жрица прошла сквозь расступившиеся ряды солдат, опускавшихся перед ней на колени. Она приблизилась к алтарю и встала рядом со жрецом Бела, тихая, неподвижная.

Раздался очередной металлический раскат грома. Когда он затих, жрец обернулся к алтарю и воздел руки. Песнь его последователей зависла на одной ноте. Руки жреца вздымались и вздымались, семь раз он склонился перед алым пламенем. Наконец он выпрямился. На колени опустились лучники и копейщики, застучали о землю луки и копья.

Под мерный гул хора жрец Бела начал читать:

– О милосерднейший из богов! О могущественнейший из богов! Бел-Меродах, царь небес и миров! Небеса и земли принадлежат тебе! Вдохновитель жизни есть ты! Твой дом готов для тебя! Мы молимся и ждем.

Кентон услышал дрожащий шепот:

– Я молюсь и жду!

Голос Шарейн! Золотистый голос Шарейн, от которого его нервы зазвенели, как туго натянутые струны арфы от прикосновения мириад нежных пальцев!

Вновь заговорил жрец Бела:

– О прародитель! О тот, что породил себя сам! О прекрасный, что дарует жизнь младенцу! О милосердный, что дарует жизнь мертвецу! Ты царь Эзиды! Владыка Эмактилы! Обитель Царя Небес – дом твой! Обитель Повелителя Миров – дом твой! Мы молимся и ждем тебя!

И опять дрожащий голос Шарейн произнес:

– Я молюсь и жду тебя!

Жрец продолжил:

– Владыка Безмолвного Оружия! Взгляни благосклонно на дом свой, о Владыка Отдохновения! Да подарит Эзида тебе мир в доме твоем! Да подарит Эмактила отдохновение тебе в доме твоем! Мы молимся и ждем тебя!

И вновь Шарейн:

– Я молюсь и жду тебя!

Теперь Кентон увидел, что в жестах жреца над алтарем сквозит вызов. Он повернулся, глядя на Шарейн. Его голос звучал громко, торжественно:

– Полно отрады владычество твое! Открываешь ты двери утра! Открываешь ты двери вечера! Открыть двери небес во власти твоей! Я молюсь и жду тебя!