Коллапс. Гибель Советского Союза

Так же, как и Крючков в КГБ, Павлов видел большую опасность для Советского государства в кулуарных соглашениях между должностными лицами Российского правительства и иностранными заинтересованными лицами. В мемуарах Павлов обращает особое внимание на два случая. В первом Геннадий Фильшин, заместитель премьер-министра Российской Федерации и ключевой сподвижник Ельцина, разработал схему, которая, как он утверждал, могла заполнить полки российских магазинов. Он заключил сделку с парой британских «бизнесменов» — те получали «кредит» у Российского правительства в сумме 7,7 миллиардов долларов через Государственный банк. Эти деньги, по заверениям партнеров Фильшина, должны были пойти на закупку «дефицитных потребительских товаров» на западных рынках. Информация об этой афере стала известна в КГБ, вызвала скандал и стала предметом слушаний в Российском парламенте. Фильшин вынужден был уйти в отставку, но отказался признать себя виновным в спекулятивной схеме. «Демократическая Россия», как и окружение Ельцина, встала на сторону Фильшина[625].

Второй случай произошел 13 февраля 1991-го. Павлов публично обвинил западные банки в заговоре с целью наводнить Советский Союз рублевой массой, что должно было привести к краху Горбачева и его правительства. Обмен банкнот, по его утверждению, помог сорвать заговор в самый последний момент. Он также предостерегал советские предприятия от сделок с иностранными бизнесменами, которые создавали совместные предприятия с наивными и неопытными советскими партнерами с целью спекуляций и теневых сделок. Западные дипломаты и пресса пришли в ужас. С точки зрения британского посла, это был «явный признак невежества, глупости, безответственности и ксенофобии премьер-министра второй самой могущественной страны в мире». Если бы в СССР было нормальное управление, Горбачев должен был бы уволить Павлова[626]

.

Павлов явно действовал, опираясь на информацию от Крючкова. Он, без сомнения, был не единственным, кто истолковывал в конспиративном ключе упадок советских финансов и политики. На противоположной стороне политического раскола Ельцин и некоторые из его советников соревновались с Павловым в сочинении теорий заговора. В декабре 1990-го на консультативном совете Ельцина экономист Николай Шмелев доложил, что Горбачев отдал приказ КГБ продать 20 миллиардов рублей в новых банкнотах западным банкам по рыночной стоимости. Некоторые предполагают, — добавил он, — что на самом деле сумма составила 60 миллиардов рублей. Ельцин явно верил этим сказкам[627].

В своих воспоминаниях Павлов настаивал на правомерности своих действий. Его главным страхом были не спекуляции иностранных дельцов. Скорее, заключал он, главная опасность исходила от недобросовестных или некомпетентных людей в Российском правительстве, которые стремились вырваться на глобальный рынок, хотели бешеных прибылей и были способны разломать существующую финансовую систему за считаные месяцы. Павлов написал свои воспоминания спустя несколько лет после краха советской финансовой системы, уже после того, как самые ужасные и наглые финансовые схемы проводились в жизнь с полной безнаказанностью, наполняя карманы российских и иностранных дельцов.

РЕФЕРЕНДУМЫ

В конце января Горбачев и Лукьянов решили, что общенациональный референдум по Союзному договору состоится 17 марта 1991 года. Вопрос, вынесенный на референдум, звучал невероятно запутанно: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере обеспечиваться права и свободы человека любой национальности?» В случае, если бы большинство проголосовало «за», следующим шагом стало бы подписание Союзного договора и смена конституции.

В мемуарах Горбачев вспоминает, что формулировка для референдума возникла в результате «долгих совещаний с моими помощниками»[628]

. Шахназаров и Черняев в это время считали, что горбачевский Союзный договор был донкихотским проектом и референдум ничего не изменит. В лучшем случае возникнет что-то вроде Европейского экономического сообщества или Британского содружества. Черняев также знал без всяких опросов, что большинству москвичей осточертел Горбачев и советское правительство. «Референдум… может стать детонатором» для катастрофического взрыва[629]. Многие консерваторы также скептически относились к референдуму. На совещании Политбюро 30 января Ислам Каримов, глава партийного руководства и президент Узбекистана, сказал: «В процессе подготовки к референдуму страсти разгорятся. Подготовка к референдуму будет способствовать разжиганию страстей». Нужно помнить узбекскую пословицу: «Не наступай на хвост спящему льву»[630]. Крючкову эта идея не нравилась по тем же причинам. В своих воспоминаниях шеф КГБ утверждал, что мартовский референдум был провокацией, которая сможет принести пользу лишь врагам СССР: «В нем не было никакой нужды, для широких масс этот вопрос не существовал, они не выступали против Союза»[631].