Павлов верил в то, чем пренебрегали многие другие в советском руководстве, – что реальная власть зависит от контроля государства над денежной массой. Пока существовала налоговая и финансовая система, Советский Союз мог выжить[617]
. Павлов уже осенью 1989 года понимал, что центральное правительство отдало контроль над деньгами безответственным политическим силам. Этот контроль нужно было вернуть. Когда российский парламент в июле 1990 года решил учредить Банк России, Павлов и Виктор Геращенко, глава Госбанка, пришли в ужас. Их беспокойство усилилось, когда Горбачев не захотел своей властью отменить российский декрет. Он даже упрекал Павлова и Геращенко за их «имперские амбиции»[618]. Павлов также выступал против программы «500 дней». В ней радикальные экономисты предлагали разрушить «супермонополию» Госбанка и заменить ее конфедерацией республиканских банков. С точки зрения Павлова, Советский Союз не мог копировать Федеральную резервную систему США. Госбанк существовал и при царе, и при большевиках. Подрывая его монополию, безграмотные политики и радикальные экономисты разрушали советскую финансовую систему и государство[619].В конце 1990 года кошмары Павлова воплотились в реальность. 2 декабря российский парламент повысил статус Банка России и постановил, что под его контроль переходят все отделения Государственного банка СССР на территории РСФСР. Геращенко в Госбанке проигнорировал это постановление, но российские сепаратисты начали выдавать лицензии коммерческим банкам под российской юрисдикцией, что позволяло последним осуществлять функции кредитных и валютных учреждений. Это был скорый способ разрушить центральный контроль над финансовой системой[620]
. Еще хуже было то, что руководители Российской Федерации настаивали на сборе налогов с государственных предприятий и кооперативов и переводе этих денег в бюджет республики, чтобы не платить центру. В декабре 1990-го Павлов предложил Ельцину схему раздела фискальных доходов между РСФСР и центральным бюджетом. Ельцин от сделки отказался[621].Пока Горбачев пытался преодолеть негативные последствия прибалтийских событий и кризиса в Заливе, Павлов инициировал болезненные финансовые реформы, чтобы обуздать инфляцию. Он хотел утроить все регулируемые государством оптовые цены в
Другой реформой, которую Павлов инициировал в январе 1991, был 20-процентный налог на госпредприятия для создания федерального амортизационно-инвестиционного фонда. Это была существенная поправка к закону о госпредприятиях и неприятный сюрприз для спекулянтов из «кооперативов» и директоров, которые получали огромную прибыль, платя лишь минимальные налоги. Они атаковали Всесоюзный и Российский парламенты, ходатайствуя о послаблениях и грозя остановкой производства. Если бы реформа была реализована, она помогла бы пополнить центральный бюджет. Но для ее реализации был нужен сильный управленческий ресурс, прежде всего бесперебойный сбор налогов на территории республик, особенно в Российской Федерации[622]
.Последняя из павловских реформ вызвала наибольшее возмущение. Вечером 22 января 1991 года советские граждане узнали из телевизионного сообщения, что 50-рублевые и 100-рублевые банкноты, самые крупные из находившихся в обращении, больше недействительны. Их нужно было поменять в течение трех дней в отделениях Государственного банка на новые банкноты такой же заявленной стоимости в количестве, не превышающем 10 тысяч рублей. Павлов готовил эту реформу с 1989 года, но Горбачев и Рыжков все откладывали ее[623]
. На сей раз Павлов взял на себя полную ответственность за непопулярный шаг. Он утверждал, что реформа может изъять 30 миллиардов рублей из теневой экономики и от валютных спекулянтов. Западные и местные критики называли реформу Павлова «непродуманной и неэффективной». Тем не менее она помогла правительству выиграть небольшое время за счет сокращения денежной массы и отсрочить финансовый крах[624].