Коллапс. Гибель Советского Союза

Спустя неделю после кровопролития в Литве другая трагедия случилась в Риге: латышский ОМОН столкнулся с латышской вооруженной милицией. Погибло пятеро, включая оператора советского телевидения. Горбачев отказался взять ответственность за это на себя. Он обвинил в случившемся латышскую милицию и даже подозревал Анатолия Горбунова, главу Верховного Совета Латвии, в сговоре с мятежными сепаратистами. В конце концов, размышлял он, кто больше всего выиграл «от этой провокации»? Советский руководитель также обвинял «русских сепаратистов». Прибалтийские мятежники «могли действовать так только потому, что опирались на поддержку российского руководства», – напишет Горбачев в своих воспоминаниях. «Российские сепаратисты (не правда ли, странно звучит, но такова политическая реальность) всячески подталкивали прибалтов к отделению…»^[602] Но через два дня после событий в Риге Горбачев выступил с заявлением, в котором дистанцировался от кровавых инцидентов, скорбел о жертвах и снова осуждал насилие против мирных граждан. Черняев прокомментировал это со смесью облегчения и сожаления: «М. С. в своем репертуаре – всегда опаздывать». Западные послы в Москве тоже испытали облегчение – они были убеждены, что Горбачев введет президентское правление в странах Балтии и применит силу

^[603].

Диктаторам и некоторым историкам знакомы последствия нерешительного применения силы – лучше вовсе не обращаться к силовым методам, чем сначала использовать их, а потом пойти на попятный. Случившееся в Прибалтике деморализовало советских консерваторов, а военные почувствовали себя преданными. Чрезвычайный партийный пленум в конце января 1991-го был проникнут этими настроениями. Все свелось к пересудам, ругани и выпуску пара – без намека на решительные действия^[604]

. Партийный секретариат, возглавляемый Ивашко, адресовал послание всем партийным организациям в армии, КГБ и милиции. «В новой ситуации, – говорилось в письме, – мы должны действовать исключительно политическими средствами»^[605].

Накануне литовской трагедии Ельцин встречался в Москве с главой эстонского парламента Арнольдом Рюйтелем. Их связывали дружеские узы – Рюйтель публично выразил поддержку Ельцину в 1988 году, когда его вышвырнули из Политбюро и считали политическим прокаженным. Два лидера встретились, чтобы подписать договор о межгосударственных отношениях РСФСР и Эстонии. Наутро, узнав о кровопролитии в Вильнюсе, они полетели в Таллин вместе. Латышский лидер Горбунов приехал из Риги, чтобы присоединиться к ним и подписать с Ельциным аналогичный договор между РСФСР и Латвийской Республикой. Ландсбергис, остававшийся в Литве, присоединился к ним по телефону^[606]. Ельцин и три прибалтийских руководителя выпустили совместное заявление, обращенное к ООН и «другим международным организациям» с осуждением «актов вооруженного насилия против самостоятельности Балтийских государств и их мирного населения». Российский лидер также призвал российских офицеров, сержантов и рядовых, которые проходили службу в Прибалтийских государствах, не быть инструментом в руках «реакционных сил». В то же время Ельцин адресовался к русским, проживающим в Прибалтике: их права будут защищены независимо от того, каким будет их будущее гражданство. Ни в одном из этих документов и обращений не упоминался Советский Союз и советская конституция. Поддержка Ельцина была крайне важна для прибалтов. Его советник Геннадий Бурбулис, сопровождавший Ельцина в поездке, считал, что это важная веха в создании новой России. Бурбулис вспоминал, что обращение в ООН было «первым публичным актом Российской Федерации, когда Россия выступала как бы полноправным субъектом международного права»^[607]

.

Поездке Ельцина в Прибалтику предшествовали две недели обсуждения и подготовки в его окружении. 26 декабря 1990 года Ельцин встретился со своим консультативным советом. Разговор шел о «правом повороте» Горбачева к силовым решениям, к авторитаризму. Бурбулис, который вел совещание, настаивал, что союз России с прибалтами и другими республиками – единственная возможность противостоять сползанию страны обратно в тоталитаризм. Другие советники утверждали, что Российской Федерации нужно начать формировать «теневую» армию из отставных офицеров и ветеранов войн, привлечь пророссийски настроенную часть КГБ и милиции^[608]. Георгий Арбатов, директор Института США и Канады, возразил. Он говорил, что в КГБ и в армии после ухода из Восточной Европы поняли, что могут потерять все и, несмотря на всю нелюбовь к Горбачеву, вынуждены сплотиться вокруг союзного центра. Нужно обратиться к парламентам и призвать народы прибалтийских республик не играть с огнем. Арбатов утверждал, что в Прибалтике Ельцину лучше служить связующим звеном между литовскими националистами, русскоговорящим населением и советскими военными. «Россия должна думать не только о себе, – подытожил Арбатов, – а становиться соединяющим центром всей страны»^[609].