Ряд московских и ленинградских экономистов и социологов, однако, восприняли Вашингтонский консенсус как свою новую мантру. В апреле 1991 года группа новообращенных отправилась в Чили – единственную страну Латинской Америки, переживавшую в 1980-е годы экономический рост. Группу организовал Виталий Найшуль, 41-летний экономист с математическим образованием, работавший в Госплане. Найшуль и его коллеги уже давно заключили, что советская бюрократическая машина недееспособна и должна быть разрушена; трудовые ресурсы страны деградировали и развращены десятилетиями коммунистического тоталитаризма. Только брутальный рыночный шок, считали они, может заставить людей работать, восстановить трудовую этику, убрать бюрократические завалы. Одним словом, путь к «нормальной» экономике лежит через неизбежность полного коллапса старой экономики, страдания и борьбу за выживание. В Сантьяго группа встретилась с Эрнаном Бучи и Серхио Де ла Квадро, бывшими министрами финансов в правительстве Аугусто Пиночета. Они даже встретились и с самим диктатором, к этому времени уже вышедшим в отставку. Один из них вспоминал, что «Пиночет выглядел как Сталин в старых советских фильмах – благодушный и простой». Преступления Пиночета их не волновали, зато они были сильно впечатлены экономическими успехами Чили. «Наша страна, – объяснял Найшуль, – потеряла за время большевистской революции 1917 года и последовавшего за нею хаоса десятки миллионов жизней – и по большей части напрасно. Чили потеряла [в результате переворота и диктатуры Пиночета] 3 тысячи жизней и превратилась в высокоразвитое общество»[784]
. В последующие месяцы Найшуль и его единомышленники стали активными и влиятельными участниками дебатов о реформировании советской экономики. А один из них, Алексей Головков, стал советником в ближайшем кругу Ельцина, особенно близким с Геннадием Бурбулисом. В августе 1991 года к этим двум людям присоединился третий человек, и это стало одним из решающих факторов, изменивших ход истории.Среди первых приверженцев Вашингтонского консенсуса был экономист и журналист Егор Гайдар, выходец из элитной семьи советской интеллигенции и номенклатуры, – его отец был иностранным корреспондентом газеты «Правда». С началом перестройки Гайдар, которому тогда было едва за тридцать, организовал семинар молодых экономистов для изучения экономических реформ в Советском Союзе[785]
. В июле 1990 года группа Гайдара приняла участие в международном семинаре в венгерском городе Шопрон, где они познакомились с всемирно известными экономистами Рудигером Дорнбушем из Массачусетского технологического института и Уильямом Нордхаусом из Йельского университета. На этом семинаре Гайдар и его товарищи испытали резкую перемену убеждений: они пришли к выводу, что альтернативы радикальному и немедленному переходу к рыночной системе и приватизации у советской экономики нет. Старую экономическую систему реформировать невозможно. Ее нужно разрушить[786]. После Венгрии Гайдар полетел в Стэнфордский университет, где провел полгода в качестве стипендиата Гуверовского института, главного «гнезда» экономистов из бывшей администрации Рейгана. Многие из них были удивлены: молодой стипендиат был первым из советских экономистов, кто продемонстрировал ясное понимание макроэкономической теории[787]. Из Стэнфорда Гайдар следил за новостями дома, наблюдал за гибелью программы «500 дней» и написал статью в газету «Правда». В ней он писал, что для успеха экономических реформ нужно урезать государственные социальные программы, что приведет к лишениям для многих. Принятые же народными депутатами популистские законы продиктованы стремлением «уйти от жестких реалий жизни в прекрасный мир грез». Индексация, повышение пенсий и другие основанные на благих намерениях проекты приведут, по словам Гайдара, лишь к гиперинфляции и экономическому краху. «Когда в домах не топят, костерком из ассигнаций не согреться», – писал он в заключение[788]. Вернувшись в Москву, Гайдар основал там Институт экономических реформ. Его цель состояла в том, чтобы стать проводником Вашингтонского консенсуса.