Коллапс. Гибель Советского Союза

Шло лето 1991 года, а никакого консенсуса о будущем Советского Союза и путях адаптации его экономики к мировой рыночной системе так и не возникло. Самым естественным выбором казалось сочетание государственного капитализма и либерализации малого бизнеса, то есть путь, по которому уже двигался Китай. Успехи китайской экономики, однако, почти не освещались в советских средствах массовой информации. «Демократическая Россия» и либеральная пресса вместо этого продолжали сожалеть о крахе проекта «500 дней», считали госкапитализм Павлова угрозой демократии и смотрели на Запад в поисках путей к быстрому скачку в сторону рынка.

На Западе приемлемой считалась одна-единственная концепция перехода к рынку, так называемый «Вашингтонский консенсус». Критики окрестили эту концепцию «Десятью заповедями» из-за почти религиозного пиетета, с которым к этой доктрине относились ее создатели и сторонники. Возникла она среди работающих в Вашингтоне экономистов Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка, а также Министерства финансов США и американской Федеральной резервной системы. Главная теоретическая основа концепции была сформулирована Милтоном Фридманом и другими экономистами Чикагского университета. Вашингтонский консенсус стал идеологическим фундаментом «неолиберальной революции» Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана. Рецепты «консенсуса», применявшиеся МВФ в течение 1980-х годов в странах Латинской Америки, должны были сделать их экономики привлекательными для инвестиций развивающегося глобального финансового рынка. Среди этих рецептов были следующие: резкое сокращение участия государства в экономике, приватизация, либерализация и дерегуляция, финансовая дисциплина и сбалансированный бюджет. Занявший в 1991 году пост главного экономиста Всемирного банка экономист из Гарвардского университета Ларри Саммерс так говорил о Вашингтонском консенсусе: «Идите и гласите – законы экономики что законы физики. Они универсальны и работают повсюду»^[781]

.

Подход Вашингтонского консенсуса вел к максимальному дерегулированию экономики и ослаблению, порой фатальному, существующих государственных институтов. Ее краеугольная концепция, макроэкономическая стабильность, достигалась, как правило, за счет резкого сокращения социальных программ и потребления населения. Падение коммунистических режимов в странах Восточной Европы открыло широкое поле для апологетов и проводников неолиберальной экономики. Пришедшие к власти антикоммунистические силы в Варшаве, Праге и Будапеште увидели в Вашингтонском консенсусе отражение собственных лозунгов: замена государственного монополизма либерализацией и дерегуляцией, приватизация государственных предприятий и как можно большая свобода предпринимательства – вот рецепт будущего процветания. Радикальное снижение государственного финансирования стало знаменем антикоммунистических революций. Возникавшие в результате такой политики огромное социальное неравенство и политическая напряженность новых революционеров не смущали^[782].

Григорий Явлинский, автор программы «500 дней», столкнулся с силой Вашингтонского консенсуса в сентябре 1990 года на презентации своей программы на проходившем в Вашингтоне форуме МВФ и Всемирного банка. Ведущие западные экономисты назвали его программу многообещающей, но отметили, что она не в полной мере соответствует «десяти заповедям». Главное – она не затрагивала многие механизмы государственного контроля и социальные программы и не подрывала мощь военно-промышленного комплекса. Джордж Сорос, оплативший перевод «500 дней» на английский, советовал Явлинскому покончить с властью «трудовых коллективов» и местных советов. Эти советы удивили молодого советского экономиста. Он считал, что применение Вашингтонского консенсуса окажет слишком дестабилизирующее и разрушительное воздействие на советскую экономику. Он настаивал, что радикальная приватизация и дерегуляция должны проводиться с учетом социальной нестабильности и по возможности избегая ее^[783].