Коллапс. Гибель Советского Союза

Самым надежным активом Крючкова был маршал Язов. Войти в состав ГКЧП его заставило опасение за судьбу Советской армии в случае распада государства. Но были у Язова и личные горести и заботы. За месяц до путча его жена Эмма попала в серьезную автокатастрофу. Она чудом выжила, но одна нога была переломана. О подготовке заговора маршал ей ничего не говорил, и, услышав новость вместе с остальной страной утром 19 августа, она в панике стала названивать с дачи, где приходила в себя после аварии. Муж отвечал ей уклончиво. Тогда Эмма вызвала служебную «Волгу» и попросила подругу помочь ей доехать до Москвы. По колено в гипсе жена маршала погрузилась в автомобиль вместе с креслом-коляской. Язов ждал ее в вестибюле Министерства обороны. Как только подруга ввезла Эмму в кабинет мужа, она разразилась слезами. Подруга вспоминала: «видно было, что ее слезы ранят Язова». Она говорила, что все случившееся – гражданская война, призывала прекратить этот кошмар и позвонить Горбачеву. «Эмма, пойми, нет связи», – ответил ей Язов. На экране телевизора в кабинете Язова тем временем начали показывать пресс-конференцию ГКЧП. Эмма Язова рыдала: «Дима, с кем ты связался! Ты же над ними всегда смеялся. Позвони Горбачеву…»^[1051]

Бездействие хунты раздражало Язова. С каждым часом танки и бронетранспортеры на улицах Москвы из символа власти превращались в обременительную проблему – подвоз горячего питания для войск налажен не был, офицеры и солдаты не могли переодеться, холодные дождливые ночи они проводили в машинах, не было даже туалетов. Москвичи приносили продукты и воду и убеждали офицеров нарушить приказ и уйти из города. А когда Крючков стал планировать операцию «Гром», Язов начал осознавать, что прямое вовлечение в конфликт путчистов и Ельцина чревато для армии даже большим риском, чем бездействие. В присутствии командующего ВВС Евгения Шапошникова он вслух задался вопросом, что же делать. Шапошников якобы порекомендовал ему вывести войска из Москвы: «С достоинством передать власть Верховному Совету СССР, сохранив авторитет вооруженных сил». Язов никогда не подтверждал, но и не отрицал факт такого разговора^[1052]

. Его заместитель Владислав Ачалов в какой-то момент почувствовал, что Язов пытается отстраниться от операции. Даже Варенников, при всей его решимости применить силу, был против того, чтобы армия делала грязную работу, предназначенную КГБ и ОМОНу^[1053]

.

На вечернем заседании ГКЧП проявились разногласия внутри хунты. Бакланов и Крючков по-прежнему считали развитие ситуации благоприятным. Янаев возразил, что ему докладывают другую информацию – лишь немногие поддерживают чрезвычайный комитет. Крючков ему с улыбкой ответил: «Вот и неправильно делают. Надо докладывать то, что надо, а не то, что есть…» Глава КГБ сказал, что ему не удалось договориться с Ельциным и предложил его арестовать. Никто не возражал, но решение тем не менее так и не было принято. Бакланов был настолько расстроен такой неспособностью к решительным действиям, что тут же сел писать заявление о своем выходе из ГКЧП. Язов с мрачным лицом слушал перепалку между соратниками поневоле^[1054]

.

Затем поступило сообщение из Кабинета министров. Там знали, что у советского правительства огромный бюджетный дефицит. Заместитель Павлова Догужиев проинформировал своего шефа, что основные запасы истощатся через несколько дней, а кредитных линий для закупки необходимого импорта у Советского Союза больше нет. Кто-то на заседании ГКЧП вспомнил о стратегических резервах продовольствия, хранящихся на случай войны. В этот момент Язов взорвался. Во время допроса он вспоминал: «Я-то знал, что армейские резервы рассчитаны только на армию, и то на несколько дней. А на 300-миллионное население страны запасов хватит всего на один день. Это же не решение проблемы». Все собравшиеся в комитете начали осознавать безнадежность своего положения^[1055].

После окончания заседания ГКЧП в половине одиннадцатого вечера Крючков вернулся на Лубянку для последних приготовлений к штурму российского парламента. Время операции военные и КГБ назначили на три часа ночи, рассчитывая, что в это время толпа перед Белым домом будет самой малочисленной. Заместитель Крючкова Гений Агеев лично разведал обстановку вокруг Белого дома и вернулся с заключением: любая попытка захвата здания неизбежно выльется в кровопролитие. Крючков так и не отдал приказ о начале штурма^[1056].