Статус Его друга он ревниво оберегал и ни с кем делиться не собирался.
А Леха… Вряд ли у него что-то изменилось с появлением Жени. Он жил, радовался жизни, продолжал творить, совершенствовался и развивался по заданным ему природой законам, готовил к выпуску очередной, уже четвертый, сборник. Какая ему разница, кто обретается рядом с ним – Женя или кто-то другой. Осознавать это было горько, очень горько, но… Он наконец стал Леха Грин, а этим многое искупалось.
Выход последнего сборника совпал с Лехиным днем рождения. Алексей Гринберг. «Избранное». От этого можно было сойти с ума. Семнадцать лет и четвертый сборник. «Избранное». Хотя что там у него избирать? Каждое стихотворение, каждая строчка – абсолютное совершенство.
По поводу этих двух событий – дня рождения и «Избранного» – был устроен шумный праздник. Без всякого приглашения они закатились к Лехе домой всей своей вшивой литературной кодлой. С ведром водки, в которой одиноко плавала белая роза. Кто был автором этой идеи, неизвестно. А впрочем, мог быть кто угодно, все они были склонны к символам, пошлым и бездарным, как и их стихи.
С самого начала вечера Женя был ужасно раздражен: совсем не так он представлял себе этот праздник, он думал, что они тихонько посидят с Лехой вдвоем с бутылкой вина, а тут оказалось такое шумное сборище.
Розу вытащили, и она быстро завяла. Водку черпали из ведра поварешкой и передавали по кругу. Выкрикивали фальшиво-радостными голосами тосты за гениальность юного бойца от пера.
Господи! Это Леха-то боец? Нет, они еще пошлее и бездарнее, чем он, бездарнейший из поэтов, Евгений Ильин, вместе со своей розой в водке.
– Ну а теперь за красоту! – провозгласил Поль Хромой, престарелый поэт, почти дедушка, отличающийся на редкость уродливой внешностью. Он встал и церемонно чокнулся граненым стаканом с каждым (водку он пил исключительно из такой посуды, находя в этом особый шик, курил «Беломор», одежду собирал на помойках и совсем не из бедности, а тоже из своеобразного шика).
За красоту! Сильно сказано и… черт возьми, слишком много налито, почти по полстакана накатили. Ну да ладно, лишь бы этот придурок стихи не начал читать. Тогда точно водка назад попросится.
Ага, как же. Не станет он читать! Да он и с тостом-то вылез только для того, чтобы протащить свое новое идиотское творение.
– Красота! – выкрикнул Поль Хромой и картинно выбросил вперед руку.
Да что он, совсем ополоумел? За кого он себя принимает? Брат Пушкина! Певец Красоты! В зеркало бы посмотрел да стишочки свои дурацкие перечитал на досуге. Хотя, наверное, он только то и делает, что их перечитывает. Когда новые не пишет. Смакует каждую строчку, от каждого своего эпитета оргазм получает.
Кончил наконец. Кланяется, урод. И ведь как доволен, как доволен. Неужели он не понимает, что над ним все смеются? То есть раньше смеялись, теперь-то даже и смеяться не удосуживаются, приелся, шут гороховый, как старый бородатый анекдот.
И снова тост. На этот раз Клара Резвая выползла. А эта-то куда? Ей стихи читать ни за что не дадут. Ей никогда не дают, могла бы уж понять и не позориться лишний раз. И вечно бормочет что-то себе под нос, ничего не слышно. Патологическую скромницу строит.
Ага! А Кларочка-то всех надула: ждали тоста, а она решила вперед стишки протолкнуть. Теперь ее не прервут, дослушают до конца. Ай да Резвая!
Тоже мне, открыла Америку! Он до этого еще в шестилетнем возрасте допендрил. Интересно, надолго она завелась? Про могильный холод можно петь до бесконечности, тема-то какая благодатная. Минут десять, наверное, будет разливаться.
А, это у нее, оказывается, тост такой стихотворный. Ловко придумала! Но хорошо хоть быстро кончила.
Сколько вообще все это продлится? Пьют, как лошади, должны же наконец напиться и разойтись. Водки, правда, еще много – черпать не перечерпать. А Леха-то со своим днем рождения и сборником давно уже отошел на второй план, скоро и совсем забудут, по какому поводу гулянка.
Пора отсюда сваливать. Этих не перепить, не дождаться, когда сами уйдут. Лучше прийти к Лехе завтра.
А кстати, где Леха? Здесь его нет. Когда он вышел?
И вообще народу стало меньше. Неужели расходятся? Ну да, наверное, Леха пошел их провожать.
Зря он столько выпил. Ужасно тошнит, и двигаться почти невозможно. Надо бы встать, пойти и найти Леху, убедиться, что все в порядке, – и домой, общаться он сегодня не способен. Но сначала найти Грина и… дождаться, пока все оставшиеся уроды уберутся, все до одного, а то… Мало ли что? Займут его место, и все. Нельзя этого допустить, никак нельзя. Нужно быть с Лехой до конца.