Коллонтай. Валькирия и блудница революции

Теоретически Дыбенко могли, конечно, назначить в состав советской миссии в Норвегии, но далеко не факт, что он получил бы визу, поскольку за ним была репутация "буйного матроса" и головореза. Тогда при содействии своего давнего друга, лидера социал-демократической рабочей партии Швеции и лауреата Нобелевской премии мира Карла Брантинга, тогдашнего главы шведского правительства, ей удалось получить визу для Дыбенко как для своего мужа.

Коллонтай вспоминала: "Визы удалось добиться только после моей беседы с министром иностранных дел Мувинкелем. Я говорила с ним начистоту: собственно, с Дыбенко я уже разошлась, у него другая жена, но нам надо еще повидаться и поговорить окончательно.

— Я понимаю, — сказал Мувинкель сочувственно, — когда брак расторгается и люди расходятся, есть всякие материальные и юридические вопросы, которые надо урегулировать. Я внутренне улыбнулась, но не стада разубеждать его".

Тут неожиданно Дыбенко прислал письмо от своей пассии, которую в сопроводительной записке назвал "светлым Лучиком". Валентина Стафилевская выразила желание вступить в переписку с "дорогой Александрой Михайловной" и прислала в дар свою фотокарточку. Письмо не сохранилось. О его содержании можно судить лишь по ответному письму Александры Михайловны:

"Милая Валя, ясная моя девочка с горячим наболевшим сердечком! Ваше письмецо <…> — радостный подарок. Я не ошиблась в Вас. И после Вашей весточки ко мне яснее вижу Ваш облик. Пишу Вам и думаю: а что если мой порыв сердца просочится через песок непонимания? <…> Что если она из тех чужих мне женщин с мелко бабьими черепочками? Нет, Вы юная, порывистая, горячая и "человечек". Хочется взять Вашу милую головку обеими руками и нежно Вас поцеловать.

Вы пишете о чувстве "неправоты" и "раскаяния".

Не надо этого, девочка! Ведь страдания все позади. Давно не было так светло, покойно и радостно у меня на душе, как с тех пор, как все стало ясно. Вся мука этих двух лет для всех нас троих построена была на том, что до лета прошлого года не было ПРАВДЫ, а с осени была ПОЛУПРАВДА. Из писем Павла Ефимовича <…> у меня создалось впечатление, что Вас с ним нет, что эта "связь" (я ведь все время считала, что это просто "связь") порвана. Иначе неужели же, милая Валя, Вы думаете, что я бы устраивала приезд Павла сюда? Чтобы длить общую муку? <…>

Но теперь все сложилось к лучшему. Приезд Павла <…> помог мне наконец понять, на чем основаны Ваши отношения с Павлом. Если бы я знала, что здесь не "связь", а любовь, красивая, властная, молодая обоюдная любовь, неужели я не сделала бы еще два года тому назад то, что делаю радостно сейчас? Сколько мук и страданий было бы этим спасено! <…>

Милая девочка, настойте теперь, чтобы Павел признал Вас открыто своею женой. Пусть кончится эта никому не нужная игра в "прятки". Это вовсе не значит, что я "рву" с Павлом, нет, мы слишком большие друзья-товарищи с ним, чтобы такой разрыв был нужен. Но женой Павла, признанной всеми, должны быть Вы, девочка милая. <…> А я ведь всегда была "холодная женщина" и, как ни старалась, из любви к Павлу, надеть на себя личину "жены" — это мне совсем не удавалось. <…>

Не терзайте себя сомнениями, юная, милая девочка, что я хочу отнять у вас Павла. <…> И не жалейте, что Павел приехал сюда, — теперь всем будет легче, потому что все ясно. <…> Забирайте Павла и с просветленными глазками и успокоенным сердечком уезжайте ВМЕСТЕ в Могилев, в открытую. Мое дело — позаботиться о том, чтобы это не повлекло неприятностей Павлу ни с какой стороны. А в дни сомнений помните: "Вы — Павлика Она". Теперь улыбнитесь мне и протяните руку той, для кого всегда близка боль женского сердца. А. К.".

Но с "Лучиком" любовь у Дыбенко продлилась не так уж долго. Оказавшись в Москве, Валентина отказалась следовать с Павлом к новому месту службы и лишь изредка навещала его. Узы брака их нисколько не сковывали, оба активно крутили новые романы. В письмах к Коллонтай Дыбенко сообщал своей "бывшей", что Валентина "стала совсем невыносимой". После одиннадцати лет супружества, в 1934 году, последовал вполне ожидаемый развод. У Дыбенко завязалась громкая связь с бегуньей-рекордсменкой Зинаидой Ерутиной, с которой познакомился в Средней Азии. После двух лет сожительства она подбросила ему ребенка (не факт, что от него) и ушла. У Дыбенко был уже роман с другой Зиной — 27-летней учительницей Зинаидой Карповой.

Совершенно неожиданно Мария Ипатьевна сообщила, что выходит замуж за норвежского коммуниста Лайфа-Юлля Андерсена, который помогал советским сотрудникам делать обзоры прессы.