Колода без туза

Но Овчинников уже приставил пистолет к виску. Увидев, что он нажимает спусковой крючок, парнишка закрыл со страху глаза и оглушительно бухнул в барабан. Овчинников, как подкошенный повалился к ногам Нины. Рядом упал пистолет. Зал взорвался аплодисментами. К юному барабанщику важно подошел Алмазов, картинно положил пухлую руку с массивным серебряным перстнем на худенькое плечо парнишки и, как всегда барственно грассируя, с иронией произнес своим звучным «поставленным» баритоном сакраментальную фразу, чрезвычайно нравившуюся ему самому:

— Перестарался, Мещанкин, он ведь не из пушки стрелял.

Мещанкин привычно засмущался. На сцене Нина, «окаменев», стояла над неподвижным телом. И вдруг, в ужасе заломив руки, истерически закричала. И кинулась за кулисы. Пошел занавес. Публика аплодировала, не жалея ладоней.

— Неужто и этот? — обалдело спросил Башмаков Алмазова.

Тот, побледнев, диковато зыркнул на пожарного, с опаской приблизился к неподвижно лежащему Овчинникову, склонился над ним:

— Вставайте, Алексей Евгеньевич, вы что…

Нина, вбежав в гримуборную, судорожно схватила пальто, сумку, стремглав кинулась к выходу. Дверь распахнулась. На пороге стоял невозмутимый Овчинников. Нина в суеверном ужасе медленно попятилась, затравленно глядя на него, словно на привидение. Все ее самообладание, дававшееся ей в этот вечер с таким трудом, мгновенно рухнуло. Она чувствовала, что вот-вот уже по-настоящему лишится сознания. То, что произошло, было чудовищным, сверхъестественным и не укладывалось в голове. Овчинников спокойно смотрел на нее, не двигаясь с места. Лишь когда Нина уперлась спиной в трельяж и отступать дальше было некуда, Овчинников неторопливо подошел, осторожно взял у нее из рук сумку, аккуратно высыпал на подзеркальник содержимое. Отложил в сторону пустую обойму от своего браунинга, остальное деловито вложил обратно в сумку и положил ее возле зеркала рядом с Ниной. Нина в оцепенении продолжала глядеть на него, будто на выходца с того света.

— Удивляетесь, что я жив? — с иронической учтивостью осведомился Овчинников и, не ожидая ответа, достал из кармана снаряженный магазин. — Вот ваша обойма. Перед своим выходом на сцену я заменил ее пустой.

Овчинников не спеша выщелкал по одному из магазина и высыпал на подзеркальник семь боевых тупорылых патронов — семь масляно блестящих маленьких смертей — и неторопливо выстроил их в одну линию, словно оловянных солдатиков на параде.

— А ведь мне хватило бы и одного, — с усмешкой сказал ей. — Того, что вы загнали в ствол. С вашего позволения, я вынул его оттуда и вложил обратно в обойму, к другим.

— Убейте меня, господин Овчинников… — хрипло сказала Нина. — Убейте, я этого заслужила.

Овчинников отрицательно покачал головой. Один за другим методично вложил патроны обратно в магазин. Взял с подзеркальника пустую обойму. Сунул в карман оба магазина — пустой и полный. И лишь тогда ответил Нине:

— Убивать — не моя профессия. А вот за что вы хотели меня убить? — педалируя голосом слово «вы», он недоуменно пожал плечами. — Не понимаю… Что я вам сделал плохого?

— Важин приказал… — раздавленная, «потерявшая лицо», Нина говорила медленно, с трудом, не глядя на Овчинникова. — И этого несчастного Ямщикова тоже… Он перед спектаклем опознал в тюрьме моего мужа… Сказал об этом Важину… Важин ему обещал тут же сообщить в ЧК, а сам — ко мне… Объяснил: если от Ямщикова не избавиться, мужа расстреляют… А сегодня — вас приказал… Не знаю за что… Приказал — и все… Сказал, что опять ради мужа… Всегда ради мужа… Я — его жертва… Невольница… Рабыня… Я ведь говорила вам… Говорила…

— Говорили, говорили, — невозмутимо кивнул Овчинников и спокойно уточнил: — Значит, заменить обоймы велел Важин? Оба раза?

— Оба раза… — эхом откликнулась Нина. Зубы женщины стучали, ее била нервная дрожь. Глаза с расплывшимися зрачками невидяще смотрели в пространство, точно у сомнамбулы. Лицо было безжизненным, серым. — И магазины с патронами дал… И тогда, и сейчас… Все он… Он мной играл…

— В отличие от Ямщикова я не влюблен в вас, — сказал Овчинников. — На сей раз ЧК могла заподозрить, что магазин заменили.

— Теперь это все равно, — мертвым голосом произнесла Нина, все так же глядя мимо Овчинникова. — Сегодня ночью я ухожу за кордон с мужем… Он уже свободен… Он ждет меня… Простите, я не хотела… Меня заставили, поймите… Если вы не хотите меня убить — дайте мне уехать с ним… Пожалуйста… Будьте благородны до конца…

Овчинников покачал головой:

— Ваш муж не ждет вас, Нина Петровна.

— Почему, господин Овчинников? — Она в страхе подняла глаза.

Рядом с Овчинниковым стоял Камчатов.

— Это не Овчинников, гражданка Плюснина. Это чекист Дроздов, — сухо сказал Камчатов. — Собирайтесь. Спектакль отменяется. Вы свое отыграли.