Кологривский волок

Оставшись один, Серега поплескал на каменку из ковша. Зарокотало, зашипело, будто бы взрыв вырвался из печки. Горячей волной обдал пар, ноздри обожгла знойная сухость, и резче запахло веником. Хорошо прочищает грудь березовый запах. Серега забрался еще на кутник и, задрав ноги, покалил их, похлестался веником до красноты, до стука в висках и только тогда выдернул тряпку из трубы.

На улицу выскочил словно слегка пьяный. В глазах рябило, во рту ощущался сладкий привкус, почему-то казалось, что тропка качается под ногами, как бревно на плаву, видать, лишку попарился…

Вечером пошел Серега к катальщику дяде Коле: мать велела спросить, скатал ли он валенки Верушке. Дядя Коля не здешний, из дальней деревни. Каждую зиму он появляется в Шумилине со своим пимокатным инструментом на санках. Раньше с ним ходил сын Володыпа, нынче его взяли в армию. Останавливается дядя Коля в нежилой Назаровой избушке.

Он не сразу заметил Серегу: бил на струне шерсть, и казалось, дребезжит вся избушка. Обрадовался, блеснул мелкими зубами:

— Проходи да хвастай! Тебя что-то не видать?

— В лесу работаю.

— А-а, понятно, понятно.

Дядя Коля тоже присел, положив на фартук волосатые руки. Правая изуродована, нет среднего и указательного пальцев, говорит, молотилкой оторвало. С виду мужичонка щуплый, но жилистый, цепкий. Глаза маслянисто-черные, взгляд суетливый. Сам непоседливый и говорит как-то отрывисто, окает не по-здешнему, будто нарочно.

— Ты, поди-ка, табаком богатый? — Отсыпал из Серегиного кисета в железную банку. — Я нонче один, без Володыпи. С ним было и полегче и поохотней. Да кабы рука была здоровая, на струне-то все он бил.

— Дай, я попробую.

— Поиграй.

Скинул полушубок, крепко зажал в руке держак. Зазвенела туго натянутая бычья жиля. Много в дяди Колином ремесле терпеливой, мудреной работы: свалять валенок непросто. Придешь другой раз к нему, а в избушке — пар столбом, и в этом пару, перед квадратным столиком у печки, сопит дядя Коля — «стирает» валенки железным прутком.

Сейчас он раскинул на полу холстину, берет шерсть после Сереги и еще легонечко вспушивает ее ивовым хлыстиком. После из легкой, как тополиный пух, шерсти он заложит огромный — во весь стол — валенок и начнет его валять, и кажется действительно чудом, как это из него получается настоящий плотный валенок?

В избушке тепло, пахнет овчиной. Дядя Коля в одной серой рубахе с закатанными рукавами и расстегнутым воротом — это не в лесу на стуже. Он довольно посвистывает что-то себе под нос, иногда спрашивает Серегу, не переставая постукивать хлыстиком:

— Баушка Аграфена ничего?

— Бродит помаленьку.

— А Яков Иванович, значит, приказал долго жить. Жаль старика. Я мастеровых людей всегда жалею. Вот помри, к примеру, я — сколько людей без валенок останется? Тебе бы, мил человек, надо задуматься над этим вопросом. Дерёва валить и медведь умеет, много ума не надо.

— Отец вернется, тогда подумаем.

Дядя Коля привстал с коленей.

— Пойдем со мной! Походим по деревням, делу научишься и денег заработаешь.

Соблазнительным было для Сереги такое предложение, но, поразмыслив, он высказал сомнение:

— В лесу надо сезон доработать, иначе будет побег с трудового фронта.

— А тебе на этот трудовой фронт — тьфу! Плюнуть и растереть! Нет восемнадцати? Ну и все! Никто не имеет прав удерживать, — задорно доказывал дядя Коля. — В вашей деревне у меня дня на три работы осталось — укладем все на саночки, и до свидания, колхоз «Красный восход».

— Перед бригадиром неудобно, тем более, живем мы у нее сейчас.

— Ну, смотри, смотри. Только потом спокаешься. Баб нечего слушать, свою линию надо иметь.

Задумался Серега, переминая в ладони клочок шерсти. Как-то неожиданно все получилось. «Удобный случай подвернулся, — соглашался он про себя. — Была не была! Доложу бригадиру, чтобы подыскивала кого-нибудь на мое место».

— Ладно, дядя Коля, посоветуюсь со своими, — сказал Серега, пошарив глазами по полке, где лежали валенки. — Верунькины не готовы?

— Сделал. Вот они, как игрушки! Тебе что-то нынче матка не заказала, а носишь подшитые.

— В лесу и такие сойдут.

— Вот будешь у меня напарником, скатаю тебе валенки — первый сорт, хочешь — черные чесанки с двумя загибами: приходи, кума, любоваться!

От катальщика Серега уходил, ощущая какую-то раздвоенность в душе. Мать, конечно, поймет его и не станет удерживать. Но как быть с комсомольской бригадой в лесу? Надеются на него и Наталья Леонидовна, и председатель.

Дома все, кроме Таньки, были в сборе.

— На, стрекоза, меряй валенки! — обрадовал он сестренку, словно это был его личный подарок.

Верушка прижала их к груди, закружилась, сверкая глазенками.

— Ну и сапожки, Верунька! — похвалили обновку.

— Надевай да пляши.

— Мама, это из шерсти от моего ягненочка, серые. Да?

— Ага. Ты померяй-ка и поразминай их.

Сестренка заприскакивала по избе в новых валенках.

Серега подождал немного, не зная, с чего начать, и сказал как бы между прочим:

— Дядя Коля зовет меня с собой.

— Куда? — насторожилась мать.