Кологривский волок

— Я шучу, в кузнице мне нельзя — контузия не позволяет. Да и нет никакого интересу торчать тут, как на привязи. Не ндравится мне такое занятие.

Придерживаясь за косячину, Игнат с придирчивой внимательностью посмотрел на Серегу.

— У молотобойца должна быть сила. Смогегаь поцеловать кувалду?

Взял кувалду за самый конец черня, поднял на вытянутой руке и, постепенно выкручивая ее, стал опускать прямо на запрокинутое кверху лицо, и чмокнул еще не засветлившийся, ржавый боек губами.

Серега попробовал проделать то же самое: дрожь била руку, кувалда норовила выскользнуть.

— Зубы раздробишь, не балуй!

— Ростом ты, Сережка, вымахал, однако жидковат, — добродушно похохатывал Огурцов.

Зло взяло Серегу. Чувствуя прилив молодых сил, он задиристо тронул закатанные рукава рубашки:

— А давай поборемся!

— Против меня-а? — Игнат удивленно ткнул себя пальцем в грудь и подмигнул отцу. — Видал, орел — вороньи перья! Да мне вашего брата троих на одну руку надо!

— С одним сумей сладить.

— Только я на коленочках.

— Нет, по-настоящему, — настаивал Серега.

— Наломает он тебе шею, перестанешь петушиться.

Вышли на луговину, отрывисто затопали кирзачами, сминая траву. Игнат, набычившись, медленно загребал руками, точно клешнями, норовя ухватить Серегу. Тот ловко увертывался, водил его по кругу и, улучив момент, нырнул снизу, подсек ему ноги, посадил на землю. Игнат вскочил и снова кинулся разъяренным быком. Сцепились. Сереге удобно было держаться за широкий солдатский ремень, но Игнат все-таки подтянул его к себе, сдавил, словно обручем. Серега потерял под ногами землю.

— Ну что, друг ситный? Из стоероса лежни кладут. Где тут травка помягче? — хрипел Игнат на ухо, таская Серегу по луговине.

— Будет вам! Хватит мять бока, — выручил отец.

— Мы не таких на фронте кувыркали. Верно, Андрей Александрович? — похвастал Игнат. — Ворвешься в траншею и давай шуровать налево и направо.

— Мне врукопашную не довелось.

— Я три раза ходил. Немцы не выдерживали, кишка тонка против нас.

— А все же я тебя шленнул мягким-то местом, ха-ха! Серега зашелся прерывистым, похожим на икоту смехом — дыхание сбилось.

— Нечестный прием: под ножку и жеребца валят. Голова только разболелась, мозжит на части. — Игнат поморщился, стиснув зубы, будто хватил уксусу.

— Что за шум? Привет молодым кузнецам! — поздоровался подошедший председатель.

— Вон борьбу затеяли.

— Игнату силу некуда девать? Кончал бы гулянку.

— Успеется.

— Мы с Серегой решили в кузнице работать, если не возражаешь.

— Правильно, Андрей. Я сам хотел подсказать тебе эту идею: пусть кузнецы Карпухины не переводятся! — одобрил Лопатин. — А ты, Игнат?

— Пожалуй, на лесоучасток подамся.

— А колхоз?

— Что — колхоз? — Игнат не моргнув глазом смотрел на Лопатина. — Иван, пришел с фронта, куда устроился? В МТС.

— Он и до войны там работал. И учти, МТС нам же помогает, так что на Ивана не показывай.

— Со здоровой ногой, может, и он не усидел бы тут, — ткнул пальцем в сторону отца.

— Ты за себя ответь, на меня нечего кивать. Понял?

Лопатин сбегал к горну за угольком, впопыхах ожегся, подскочил к Игнату, задиристо выставив вперед плечо:

— Ну, знаешь, Игнат, вот что я тебе скажу! Долго мы ждали вас с фронта, были годы потяжелей, бабы на своих плечах, фактически, все выдержали, и теперь обойдемся.

— Обсуждайте тут мою кандидатуру, как вам вздумается, а я пошел. — Вялой походкой Игнат направился к прогону.

— Мне этот лесоучасток — кость поперек горла! Наш Веселов тоже туда двинул. Жены остаются в колхозе, а они, видишь… Ладно, побегу. Сегодня либо завтра нож от косилки привезу, поточите.

Размахивая зажатой в кулаке кепкой, Лопатин ушел следом за Огурцовым.

— Посидим, — сказал отец Сереге, примостившись на срубе колесного станка. — Зря ты с Игнатом связался, он ведь пьяный-то дишной и в драку полезет.

— А чего он начал выхваливаться? В кузнице ему, видишь ли, не ндравится, — передразнил Серега. — На гармошке играть, конечно, интересней.

— Он и работать может за двоих, только к нему подход нужен. — Отец довольно погладил большим пальцем подкову. — Лошадь такой не подкуешь, но все-таки… На, приколоти сразу, чтобы не забыть.

Серега покрутил в; руках еще тепяущ сизошепельную подкову и впервые ощутил удивительные возможности металла, из которого, если быть мастером, можно выковать и выточить что угодно. В свое время поработать бы с дедом, присмотреться как следует, перенять.

После обеда долго сидел на пороге кукушкинсщш молоковоз Пашка — толстогубый, вечно будто невыспавшийся парень, ненавистный для шумилинских ребятишек тем, что всегда отнимал у них ягоды. Должно быть, надоело ему трястись каждый день на расхлябанной колымаге с громыхающими бидонами, и завидовал он сейчас Сереге. У Пашки слетела шина с колеса. Натянули.

И совсем неожиданно к самой кузнице подрулил «виллис». Из него, с трудом протиснувшись в тесную дверцу, выбрался районный военком, пристально и недоуменно глянул из-под козырька фуражки сначала на отца, потом на Серегу и заулыбался:

— А-а, старый знакомый!