Колокол

Доктор Фишер, как и другие, участвовавший в поисках, ещё, по-видимому, оставался в лесу. Ирен Лоран выхватила сына и прижала к груди. Он весь горел, мелкий озноб пробивал его и без того тщедушное тело. Эта дрожь, будто предсмертная, выбивала последний дух.

– Посмотрите на его ногу, мадам, – указал Юбер.

Лодыжка мальчика сильно опухла и местами посинела; на самой опухоли, в самом её центре, виднелись две красные точки уже высохшей крови.

– Он попал в капкан? – спросила Ирен.

Из-за слёз, что то и дело затмевали взор, она не могла ничего разглядеть, только лишь нащупывала припухлость.

– Не похоже на капкан или что-то механическое, – сказал конюх, осматривая ножку ребёнка.

– Господи! Ну сделайте же что-нибудь! – разрыдалась Ирен.

– Я конюх, а не доктор, мадам…

– Вы же говорили, что ветеринар! – крикнула она.

Он почесал голову.

– Похоже на укус змеи. Можно попробовать выдавить яд, но сколько времени прошло…

– Так давите, давите же!

Юбер опустился на колени и припал ртом к ноге ребёнка. Но, сколько он ни старался, вышло лишь пару капель крови.

– Ничего не выходит, мадам, толку от меня никакого… – Голос его дрогнул и надорвался.

– Где же этот доктор? – Ирен смотрела на дверь.

Она гладила мальчика по вспотевшему лбу, убирала спадавшие ему на глаза волосы. Жоэль чуть слышно стонал, чуть заметно вздрагивая то рукой, то ногами, то прозрачными в тоненьких венах веками. Реснички его были мокрыми, по щекам размазаны следы от слёз.

– Люсинда, беги за врачом, он где-то в лесу! – приказала Ирен.

Не успела служанка направиться к двери, как в дом вбежали месье Лоран и заметно уставший месье Фишер.

Доктор, чья квалификация ни у кого, кроме конюха, не вызывала сомнений, тут же заключил: змеиный укус.

– У вас есть с собой лекарства? – в надежде спросила Ирен.

– В бричке должен быть саквояж.

– Так идите же, скорее идите…

Доктор медленно повернулся к двери и поплёлся на выход, Юбер оттолкнул его, рысью метнулся к повозке доктора – и уже через полминуты был дома с медицинским саквояжем в руках.

Там было немало лекарств, имелось почти всё, кроме противоядия. А если б оно и имелось, то было уже слишком поздно, и стоило лишь уповать на Господа, чем, собственно, и занимались сейчас все присутствующие.

Доктор не верил в Бога и не понимал, почему это неверие было неочевидным для всех остальных, но в такие моменты, когда нет ни единого шанса, он вспоминал единственную молитву, которую знал. Ему в детстве напевала её прабабка, когда он болел; вскоре она скончалась, и молитв больше не пели. Но та единственная молитва засела у него в голове и появлялась вот в такие моменты. Сейчас доктор не мог придумать ничего лучшего, как вколоть ребёнку лекарство от судорог и от жара. Он вбирал в шприц прозрачную жидкость, на которую, как на спасение, смотрели все, кто был рядом, а он думал лишь о том, как бы смыться поскорее отсюда и не слышать женских завываний по безвременно ушедшему ребёнку. А что тот умрёт, было для него очевидно. Впрочем, не для остальных… Он вколол лекарство в бедро мальчика.

– Это поможет? – спросил Фабьен и, не услышав ответа, сам же решил: – Поможет, это должно помочь. Правда же, доктор?

Тот ничего не ответил, а лишь чуть заметно кивнул – так, чтобы и не выразить согласия, и не убить несогласием всех ещё живых.

Юбер смотрел на врача недоверчивым взглядом.

– А в городе противоядие есть? – спросил он.

– Даже если и есть, – доктор пожал плечами, – боюсь, сейчас уже слишком поздно.

Ирен вскрикнула, Фабьен застонал. Юбер оскалил свои короткие зубы, схватил врача за грудки и со всей силы впечатал в стену.

– Что же вы делаете? – завопила старая тётка.

– Прошу доктора о помощи, мадам, ничего более. Вы же поможете, доктор? – Он встряхнул его ещё раз. – Вы же поедете со мной в город?

– Но скоро ночь, – лепетал доктор. – У меня есть знакомый фармацевт, но, боюсь, он уже спит…

– А вы не бойтесь. – Юбер надел на доктора упавшую шляпу. – Я сам его разбужу. Вы только скажите, где он живёт.

– Хорошо, – пролепетал по слогам старик.

– Пошёл, – Юбер толкнул его в спину.

Мадам Лорен хотела встать с мальчиком с пола, но покачнулась и чуть не упала. Ребёнка донёс Фабьен; к этому времени он был уже отрезвлён горем.

Дорога была непривычно длинная. Казалось, этот чёртов лес и не думал заканчиваться. Юбер усадил доктора в свою повозку, а сам управлял лошадьми. Он гнал их как никогда раньше; они не вписывались в повороты, останавливались, поднимались на дыбы, а он стегал их что было мочи, будто это они были виновны во всём.

– Не перевернуться бы… – Доктор, который, казалось, ещё больше поседел, вцепился в сиденье.

– Не бойтесь умереть, доктор, бойтесь не успеть сделать укол, если мальчик умрёт; я в долгу не останусь…

– Это же немыслимо, любезнейший; вы же понимаете, что он не жилец.

– Я понимаю, что ты слишком много болтаешь. Говори лучше адрес своего фармацевта!

У постели мальчика было тихо. Как и в доме, как и во дворе. Лихорадка не отступала, хоть доктор, как он сказал, сделал всё возможное.

– Что же они так долго, – Фабьен переступал с ноги на ногу, – он же еле дышит…