Колокол

Ребекка лежала на траве, закрыв лицо дрожащими руками. Её спутанные волосы распластались на пожухлой траве. Это была она. Я не мог поверить, не мог сдвинуться с места. Это была она – та девушка, которую убил Норах. Я узнал её. Как и тогда, она лежала на траве, будто поломанная кукла с закрытым лицом. Я спутал её с моей Маргарет. Они и правда похожи. Я вытер лицо Юбера и подал ей руку, только сейчас заметив, что она в крови. От меня исходил запах крови. Ветви деревьев разодрали мне лицо.

– Вставай, Ребекка. – Я приподнял её за руки, за плечи, взвалил на себя и понёс.

– Я не хочу, не хочу, – рыдала она.

– Всё уже кончилось, никто тебя не обидит, – гладил её Юбер.

– Это я виновата во всём, – не унимала она рыданий, – это я чуть не убила, это из-за меня…

Я опустил её на землю, она еле держалась.

– Что происходит, Бекки?

Девушка задыхалась, заглатывала воздух, не могла отдышаться.

– Я оставила Жоэля в лесу, – она посмотрела на меня. – Тогда, много лет назад, когда ты нашёл его, Юбер, я оставила его, потому что хотела его смерти, я хотела, чтобы его не стало, чтобы всё было как раньше, только я и мама, я думала, она не замечает меня из-за него…

– Господи, Ребекка…

– Каждый день я хочу умереть, каждый день он мучается из-за меня и не может ничего сказать. Сначала, когда его принесли, я даже обрадовалась, что он ничего не расскажет и никто не узнаёт о том, что произошло. Но сейчас я молюсь, чтобы он заговорил, чтобы все всё узнали и я перестала бы жить с этим грузом.

– Бекки, ты была ребёнком, девочка… – Я гладил её по щекам и не верил, что она хотела кого-то убить.

– И он был ребёнком, и он до сих пор ребёнок, из-за меня, – она заливалась слезами. – Я лишила его жизни, как и хотела, я убила его… И теперь моя очередь.

Она захлебнулась словами, отшатнулась – и упала на меня без чувств. Такой я и принёс её в дом.

30 глава

Кабинет доктора напоминал каюту после сильного шторма. Шкаф, отошедший от стены, открытые дверцы, выдвинутые из своих ниш ящики, ворох сброшенных на пол вещей. Перины свисают с кровати, бельё заправлено наспех, у окна пустой саквояж, все склянки с порошками беспорядочно разбросаны возле него. Дверь в кабинет настежь открыта, как и окно, сквозняк поднимает прозрачный тюль, надувая его белыми парусами, переворачивает листы растормошённых книг, сдувает разбросанные журналы и газеты…

– Давайте начистоту, мадам Лоран, – доктор стоял перед Ирен в её покоях и нервно дышал. – Вчера вы были в моей комнате…

– Что?

– Когда я переехал к вам, мадам Лоран, я сказал, что мне не нужны никакие деньги, что я буду работать бесплатно, только дайте мне спокойно лечить мальчика и записывать свои наблюдения. Мне был нужен свой кабинет!

– Но я дала вам его, mon cher.

– Вы рылись в нём вчера вечером!

– О чём вы говорите? – возмутилась Ирен.

– Не прикидывайтесь, мадам, вчера вы были в моей комнате, я дал вам порошок для вашего мужа.

– Вы мне ничего…

– Не перебивайте, не перебивайте меня, Ирен. Вы же понимаете, что меня ничего здесь не держит. Эти записи принадлежали мне, и вчера вы их украли!

– Да как вы можете такое говорить!.. Я не была вчера в вашей комнате, я вообще не помню, где была вчера. И о каких записях вы постоянно говорите? Что с вами, mon cher? – Ирен обхватила руками его горящие щёки. – Вы больны?

– Это уже теряет всякий смысл, мадам, – доктор вырвался из её хватки. – Вы сейчас же отдадите мне то, что взяли, или же я расскажу Фабьену, что вы уже с месяц пытаетесь его убить!

Ирен посмотрела на доктора; взгляд её из мягкого и любящего сделался каменным и холодным.

– С вашей помощью, не так ли, доктор? – сказала она, не пошевелив ни единым мускулом на лице.

– Вы не посмеете! – задыхался доктор. – Я не дам вам очернить меня.

– Ещё как посмею. Не вы ли даёте мне порошки?

Доктор тяжко вдохнул и медленно выдохнул.

– Это был мой дневник исследований, – более спокойно продолжил он, надеясь, что мадам всё же вспомнит, что было вчера, или хотя бы перестанет врать. – Я веду его уже полгода. Зачем он вам? Или вы не доверяете мне? Вы думаете, что я могу навредить…

– Я уже не знаю, что и думать… – Она приложила ладонь к разболевшейся голове. – Вы врываетесь ко мне и обвиняете в краже в моём же доме, не так ли? И это притом, что я единственная, кто защищает вас, доктор. Только благодаря мне вы ещё здесь! Не будь меня, Фабьен давно вышвырнул бы вас.

– Я здесь потому, что нужен вам, Ирен, я лечу вашего сына. Хоть это вы помните? Это полгода работы, полгода наблюдений…

– Каких наблюдений? – не поняла она.

– Простите, но это личное.

– Личное? То вы рвётесь в заброшенную церковь, то вас находят спящим в лесу, то теряете какие-то письма… Я всё поняла.

– Что? – Он отстранился.

– Вы переписываетесь с кем-то, не так ли? У вас кто-то есть? Если это так, вы можете немедленно собирать свои вещи и уходить из этого дома, – сказала она и отвернулась.

– Ирен, – доктор понизил тон, – что вы такое говорите, Ирен, вы же знаете, что я только с вами…

– Я не знаю, не знаю, – она всхлипнула, – вы так холодны ко мне… и ещё обвиняете, кричите…