Колокол по Хэму

У меня во рту хрустнул зуб. Я попытался отступить, но Хемингуэй вновь схватил меня левой рукой, правой круша мои ребра. Оскалив огромные зубы, он старался укусить меня за ухо и за горло. Я отбросил его двумя прямыми короткими резкими ударами в скулы и услышал, как трещит, разрываясь, моя рубашка. Хемингуэй раскрылся, и я без помех нанес сильный хук ему в солнечное сплетение, в последний момент сдержав силу удара, чтобы не убить его.

Он сложился пополам и зашатался, но не упал. Секунду спустя, задыхаясь и отступая назад, он наткнулся на металлическое кресло и тяжело рухнул на каменные плитки.

Я шагнул вперед, вытер кровь с левого глаза и замер в ожидании.

Хемингуэй медленно поднялся на оба колена, потом на одно и, наконец, на ноги. Его правое ухо вздулось и кровоточило, на правой скуле расплывался пурпурный синяк, левый глаз закрыла опухоль, губы и борода были покрыты кровью, а волосы на груди еще и блевотиной. Он ухмыльнулся, показав окровавленные зубы и, покачиваясь, двинулся вперед, вновь поднимая руки и сжимая распухшие кулаки.

Я схватил его за локти, подтянул к себе и зацепился подбородком за его плечо, чтобы он не мог боднуть или оттолкнуть меня.

— Мир? — выдохнул я.

— К черту... — прохрипел писатель и слабо ударил меня по ребрам.

Я отпихнул его, попытался провести свинг в окровавленный подбородок, промазал и упал на колено.

Хемингуэй сверху ударил меня по голове с такой силой, что в моих глазах вспыхнули искры, и уселся рядом на плитки.

— Берешь... назад., слова насчет «maricon»? — выдохнул он.

— Нет. — Проведя языком по вздувшимся губам и деснам, я нащупал осколок сломанного зуба и выплюнул его. — Идите к черту.

Хемингуэй рассмеялся, тут же умолк, ощупал ребра, сплюнул кровь и усмехнулся, на сей раз осторожнее.

— Muy buena pelea, — сказал он.

Я качнул головой и сразу пожалел об этом — окружающий мир накренился и поплыл перед глазами.

— Драка... не бывает... славной, — выдавил я, хватая ртом воздух. — Это пустая трата времени... и сил... — Я провел ладонью по губам. — А также зубов.

Я посмотрел на свои руки. Костяшки пальцев распухли и были исцарапаны. Казалось, по ним проехал небольшой автомобиль.

Хемингуэй перекатился на колени и двинулся ко мне.

Я тоже поднялся на колени, готовясь встретить его, но мои руки поднимались так медленно, словно к запястьям были приторочены свинцовые грузы. «Этому сукину сыну сорок три года, — подумал я. — Можно себе представить, как он боксировал в моем возрасте».

Хемингуэй неловко обхватил меня руками. Я ждал тычков ударов и вдруг почувствовал, что он похлопывает меня по спине. Он что-то говорил, но я не слышал его слов из-за водопада, который вновь зашумел у меня в голове.

— ..в дом, Джо. Марти оставила в холодильнике бифштексы, — сказал писатель. — И бутылку хорошего виски на льду.

— Вам хочется есть? — спросил я, пока мы помогали друг другу подняться на ноги, налегая друг на друга в поисках опоры.

Плитки у бассейна были забрызганы кровью, ветер трепал какие-то длинные синие ленты — я узнал в них остатки своей рубашки.

— Я голоден, как волк, — ответил Хемингуэй, разворачивая меня к двери дома. — Это и неудивительно. Мой желудок пуст.

* * *

Тем вечером Мария обращалась со мной еще заботливее, чем накануне.

— Бедный, бедный Хосе, — бормотала она, прикладывая холодные влажные полотенца к моим рукам, ребрам и лицу. — Я часто видела своих братьев в таком состоянии. Надеюсь, твоему противнику тоже досталось?

— Еще как. — Холодное полотенце коснулось моих избитых ребер, и я поморщился. Я лежал на спине в одних трусах.

На Марии была только просвечивающая ночная рубашка.

Фитиль в лампе был прикручен до минимума.

— На тебе осталось хотя бы одно живое место, Хосе? — прошептала девушка.

— Только одно, — ответил я.

— Покажи.

Я показал ей без помощи рук.

— Ты уверен, что оно не пострадало? — прошептала Мария. — Оно красное и воспаленное.

— Заткнись, — сказал я и осторожно уложил ее на себя.

— Мы не станем целоваться в губы, чтобы не потревожить твой рот, — шепнула она. — Но я могу целовать тебя в другие места, правда?

— Да, — ответил я.

— Нужно полечить твои опухоли.

— Заткнись, — повторил я.

Мы уснули только на рассвете.

* * *

На следующий день мальчики отправились рыбачить с Гестом, Ибарлусией и Синдбадом. Мы с Хемингуэем бродили по усадьбе, словно два восьмидесятилетних старика, переживших крушение поезда. Мы решили, что нам необходимо подкрепиться, и сошлись в том, что подкрепление должно быть жидким.

Откупорив вторую бутылку джина, мы заперли дверь и принялись за дела. Вскоре обеденный стол был завален картами. Хемингуэй искал лист номер 2682. Согласно легенде, изображенные на ней прибрежные воды были нанесены на карту в 1930 — 31 годах американским судном «Никомис».

— Долгота семьдесят шесть градусов, сорок восемь минут и тридцать секунд, — сказал Хемингуэй, сверившись с расшифрованным текстом и вновь повернувшись к карте. — Широта двадцать один градус двадцать пять минут. — Он постучал по бумаге распухшим пальцем. — Это Пойнт Рома, — сообщил он, подтверждая вывод, к которому мы пришли, изучая бортовые карты «Пилар».