Кольцо Анахиты

Вывод Тони сделал настолько же далекий от действительности, как и мое подозрение о том, что семью и детей он хочет вовсе не со мной. А именно: раз я ничего ему не говорю, значит, рожать не собираюсь. Либо собираюсь, но сам он мне в качестве мужа и отца ребенка не нужен. Поэтому говорить при таком раскладе о любви казалось ему абсурдным. А его намеки, как он потом сказал, я понимать категорически не желала. И что заставило его позвонить, когда мне оставалось несколько минут до посадки в самолет, – он и сам не знал. Я – догадывалась. Но помалкивала.

Тони снял небольшой дом в Челси, недалеко от зимней квартиры Питера и Люськи. Узнав, сколько стоит месячная аренда, я чуть не упала в обморок, но Тони заверил, что мы можем это себе позволить. Сдав дела в Скайхилле своему преемнику, он вышел на новую работу. Лорен, жене Павла-Пола, в наследство от отца осталась крупная торговая компания. Пост исполнительного директора лондонского филиала она предложила Тони. Конечно, ему снова предстояло работать на друзей, но все-таки с Полом и его женой они были не так близки, как с Питером.

Свадьбу сыграли достаточно скромно. В начале декабря мы получили свидетельство о браке в Register Office. К тому моменту я начиталась всяких ужасов в интернете и накрутила себя до стопроцентной уверенности, что мы что-то упустили, что прямо во время церемонии меня арестуют и депортируют, навсегда закрыв въезд в Англию.

Но все прошло тихо, буднично и благополучно. Люська и Питер были свидетелями, а кроме них на церемонии присутствовали только родители и младший брат Тони. С ними – и, разумеется, с бабушкой – я уже познакомилась во время поездки в Бостон. Они мне понравились, я им – очень надеюсь – тоже. На медовый месяц, точнее, на две медовые недели, мы уехали в Португалию, благо, на этот раз я запаслась и шенгенской визой. Конечно, я предпочла бы теплое море, но врач запретил резкую перемену климата и длительные перелеты. Впрочем, и в Португалии было здорово – тепло, солнечно, красиво и вкусно.

Вернулись мы к самому Рождеству, которое отпраздновали с Люськой и Питером в Скайхилле. Было так странно снова оказаться там – как будто еще раз увидеть волшебный сон, который однажды уже снился. Слуги поздравляли нас с Тони, и я с удивлением и радостью понимала, что они делают это совершенно искренне, не по обязанности.

Впрочем, был один человек, который ненавидел меня ярко и абсолютно прозрачно. Взгляд, которым Энни одарила меня, когда мы с Тони вошли в холл, был похож на кошачью лапу с выпущенными когтями. Я даже инстинктивно прикрыла живот рукой, как будто она чем-то могла навредить малышу. Причина этой ненависти, которая раньше не поднималась выше банальной неприязни, была мне непонятна, но мысли об этом я отложила, как хомяк складывает морковку в защечный мешок, – на потом.

В Сочельник выпал снег, замок и парк стали сказочно красивыми. Мы сидели у камина в холле, рядом с огромной елкой, сияющей огнями. На следующий день должна была приехать из Девона мать Питера, ожидались еще какие-то гости, но в тот вечер были только мы вчетвером. Или вшестером – если считать маленьких человечков в наших с Люськой уже хорошо заметных животах.

Я сидела на диване рядом с Тони, уютно пристроив голову ему на плечо, а ноги – на одну из корги, слушала, как Питер рассказывает какую-то забавную историю. Мне было так хорошо, так спокойно. И вдруг…

Рождество… Двенадцать рождественских дней 1541 года. Хэмптон-корт – настоящий Хэмптон-корт. Я вспомнила это так отчетливо, как будто снова на мгновение погрузилась в прошлое. Генрих на королевском месте в пиршественном зале, рядом – Екатерина Говард, с другой стороны – «любимая сестра» Анна Клевская. Я так рада ее видеть, и она улыбается мне. Генрих подарил жене двух щенков спаниеля, но Екатерина просит у него разрешения отдать их Анне. Король кивает, Анна берет щенков на руки, ее лицо сияет, она кажется почти красавицей…

Я встряхнула головой – видение исчезло. Мы снова были в Скайхилле. Мне показалось, что холодная рука скользнула вдоль позвоночника, по всему телу пробежала дрожь. В последние месяцы я почти не вспоминала о другой своей жизни – о жизни Маргарет. А если вдруг и вспоминала, то мимолетно – как вспоминают интересную, но подзабытую книгу.

– Кто-то прошел по твоей могиле, – прошептал Тони мне на ухо, приглаживая вставшие дыбом волоски на моей руке.

Мы возвращались в Лондон после Нового года. Перед самым отъездом я подошла к портрету на галерее. Чувство смутной тревоги не оставляло меня все последние дни.

– Что происходит, Маргарет? – спросила я, прекрасно понимая, что не получу ответа.