Колыбельная для моей девочки

– Старшую. Единственную, кто согласился со мной говорить. Она дала показания и той же ночью была убита. Еще живой, ей отрезали язык.

Энджи с трудом сглотнула тошнотворный ком в горле.

– Затем в дело влезла объединенная следственная группа и забрала у нас дело – труп у О’Хейган прямо со стола сдернули, нагнали своих экспертов, изъяли все вещдоки…

С бьющимся сердцем Энджи спросила:

– А Белкин тут при чем?

Он кашлянул:

– Слушай, я не могу…

– Мэддокс, не надо так со мной. У тебя есть еще что-нибудь из несекретного? Все, на что я в принципе могу выйти сама?

– Энджи…

– Да прекращай уже! Давай раскошеливайся, иначе я ни за что на свете не отступлю сейчас без веских оснований.

Мэддокс снова выругался, помолчал и тихо проговорил.

– Ладно, все равно это будет в новостях… Двое жителей Сквомиша сгорели в собственном доме три дня назад. Якобы взорвался газ. Погиб парализованный Стирлинг Харрисон, тот самый случайный прохожий, который в девяносто третьем схлопотал пулю во время перестрелки с участием Белкина. – Новая пауза. – Узнай, кто защищал Белкина в суде.

Энджи тщетно пыталась уложить в голове услышанное. Однако эту информацию действительно можно найти.

– Энджи, я тебя знаю, ты упрямая, маршируешь под собственный барабан, но я сейчас рискую головой. Я тебе позвонил, потому что… – он с сердцем выругался. – Потому что я, кажется, тебя люблю, ясно? И переживаю за тебя, черт побери. Я хочу, чтобы ты у меня была. Хочу, чтобы ты без приключений вернулась в Викторию и допилила до конца испытательного срока. Я хочу встретить с тобой весну и лето, – голос сорвался, стал хриплым. – Кататься на лодках, починить мою старую посудину, устраивать на палубе барбекю, чтобы ты и Джинни были рядом. Я хочу провести с тобой осень и следующую зиму, черт бы все побрал! Я хочу нормальных отношений, когда все уляжется, хочу поглядеть, получится у нас с тобой что-нибудь или нет. А для этого ты должна минимум остаться в живых!

Энджи онемела. У нее отчего-то защипало глаза.

«Он по-прежнему не оставляет свою давнюю мечту о семье, о старой шхуне, о том, чтобы плавать вдоль побережья. Он хочет, чтобы я была с ним».

– Не подведи меня, ладно? А я не подведу тебя.

Энджи испугалась, что голос ей изменит.

– Я тебе доверяю, – добавил Мэддокс. – Я верю, что ты поступишь правильно.

«Я могу испортить ему карьеру, если воспользуюсь информацией, которую он мне сообщил».

Энджи зажала рот рукой. Слова Мэддокса, нескладные от искренних чувств, были неожиданными и кружили голову. От волнения начали путаться мысли, в груди образовался водоворот чувств – любовь, нежность, страх, печаль, неистовство…

– Мэддокс, я… Мне пора, – поспешно проговорила она и сбросила звонок.

Энджи постояла у окна, залитого дождем. Стало темнее – наступал вечер. Ей казалось, будто она балансирует на краю разверзшейся черной пропасти, а ее просят не противиться и шагнуть в неизвестность.

«Доверься мне».

Мэддокс говорит не только о расследовании – он просит совершить настоящий прыжок веры. Энджи не знала, по силам ли ей это. Она еще не поняла, кем ей хочется быть – и кем она может быть, ничего не зная о своей подлинной личности. Она лишилась привычного ощущения себя, сперва когда узнала, что ее оставили в бэби-боксе, а потом – когда ей сказали, что у нее была сестра. Как она может любить Мэддокса всем сердцем, если оно разбито?

Сперва она должна найти вторую половинку – своего близнеца, отыскать и понять маленькую тень, которая преследует Энджи всякий раз, когда смотрится в зеркало. Хозяйку детской ножки из кроссовки.

На память пришла старая считалка – так бывало после поездок в клуб для взрослых и одноразового секса со случайным кавалером: «Зеркало, зеркало на стене, кто отражается в тебе?»

Нет, не незнакомка, а моя родная сестра, моя пропавшая половинка. Моя ДНК. Ты где-то рядом…

За окном неожиданно хлынул ливень. Ветер завыл, путаясь между колонн портика библиотеки, и в шуме непогоды Энджи расслышала тонкий голосок, шептавший:

– Подём… подём иглать в лощу!.. Помоги! Роксана, помоги!

Схватившись за края раковины, Мэддокс уставился на свое отражение в зеркале. Одноразовый телефон лежал на умывальнике, в соседней комнате работал телевизор. Мэддокс ушел в гостиницу, чтобы спокойно позвонить Энджи. Он сказал больше, чем намеревался. Признание в чувствах вырвалось у него помимо воли, и вылетевшие слова не взять обратно. Мэддокс не планировал поднимать эту тему, но он действительно не вынесет, если не предупредит Энджи об опасности и потеряет ее; он не Такуми, который скрыл смертельный риск для Софии Тарасовой и остальных девушек.

Но достаточно ли этого?