Читаем Команда начинается с вратаря полностью

Ответственность за судьбу тех, с кем Константин Иванович вступает в творческое содружество, тоже одна из его характерных черт. И возиться с новичком, если верит, что тот, как и он, предан общему их делу, будет до последнего. Отступится лишь тогда, когда убедится, что ошибся в человеке, в которого неожиданно поверил.

Так, например, было с Мишей Дубининым, пришедшим к нам из ЦСКА с весьма нелестной характеристикой любителя легкой футбольной жизни. Игрок, что и говорить, способный был. И «Старший» это чувствовал. Потому и взял Дубинина, хотя и убеждали его многие, чтоб не связывался с этим шалопаем.

Бесков немало повозился с Дубининым. И беседовал с ним беспрерывно, советуя перемениться, стать серьезней. И в основной состав ставил. Но потом понял: безответственность и расхлябанность преобладают в характере Михаила над всем остальным. И расстался с ним, думаю, сожалея в душе, что потерял футбол безусловно способного игрока.

И о Валерии Воронине Бесков часто с грустью вспоминает. Не в назидание нам - мол, вот как можно себя растерять. А по-человечески жалея Валерия Ивановича, не сумевшего в какой-то период с собой справиться. «Игрой мог управлять, а судьбой своей - нет», - с какой-то болью говорит иногда Бесков, словно сам виноватым в чем-то здесь себя чувствует...

Но если Константин Иванович видел, что отвергнутый им футболист переменился, нашел силы переломить себя, то вновь готов был поверить в него. Так было и с Валерием Гладилиным, к моменту моего прихода в «Спартак» по праву завоевавшим репутацию одного из его лидеров. Играл он мощно, азартно, весело. Да и в жизни был первым заводилой, выдумщиком всякого рода розыгрышей.

Ошибки на поле, конечно, совершал - с кем не бывает. А потом стал допускать их и за его пределами, позволял порой себе «расслабиться». В подробности я не вдавался - молодой еще был. Ho чувствовал - Бескову Валеркино поведение не нравится. О чем «Старший» однажды и заявил на собрании, добавив, что подобные вольности недопустимы. И хотя как игрока Гладилина ценил, без колебаний предложил ему из команды уйти.

Знаю, как остро переживал Валерий случившееся. Он ведь душой был спартаковец.

Уйдя от нас, Гладилин никак не мог в футболе определиться. Помог ему Игорь Семенович Волчок, тренировавший тогда алма-атинский «Кайрат». Валерий быстро заиграл в нем, сразу же выдвинувшись на первые роли: в средней линии «Кайрата» стал ведущим. Когда «Спартак» в Алма-Ату приезжал - он тут же в гостинице появлялся. Приходил в наш с Олегом Романцевым номер, расспрашивал, как идут дела в команде. Радовался, что все у «Спартака», как он любил говорить, «высший класс». Словом, чувствовалось - тоскует по «Спартаку».

Но играл против нас как зверь. За троих отрабатывал, будто доказать хотел, что, уйдя из «Спартака», не растерял все лучшее, чем прежде на поле выделялся. Я его как-то спросил после матча: «Ты чего так рвался, «Глаша»? (Мы его так любя называли.) Гол хотел непременно забить?» А он, хитро улыбнувшись, ответил: «В число «специалистов по Дасаеву» надумал попасть. Ведь если такому вратарю забиваешь, значит, есть шанс в историю футбола войти».

За словом Валерий в карман не полезет. Вот только разок безответственно к серьезному делу отнесся. И поплатился.

Но, видно, Константин Иванович за Валеркой продолжал следить и в конце восемьдесят второго года предложил ему вернуться в команду. Надо было видеть, как «Глаша» в ту свою первую по возвращении зиму работал. А ведь ему тогда уже за тридцать перевалило. Но он и в занятиях, и в игре любому молодому фору давал.

А какой красавец гол забил в Тбилиси голландской «Спарте» осенью восемьдесят третьего! На грудь мяч принял, опустил вниз и выстрелил в «девятку». Прямо для учебного фильма эпизод!

Мы все за Валерия радовались. Да и Бесков, кажется, был доволен. Правда, не всегда «Глашу» в состав ставил. Но когда на замену выпускал, то в самые трудные моменты, - здорово Гладилин умел на последних минутах, когда большинство уже с трудом дотягивают встречу, выкладываться. И в том, так неудачно сложившемся для «Спартака» матче в Днепропетровске в восемьдесят третьем он сражался отчаянно: пару мячей как по заказу «положил» в сетку Краковскому. Но «Днепр» на два мяча провел больше и лишил нас последней надежды на «золото»...

Из истории ухода и возвращения Гладилина я понял, как трудно расстается наш «Старший» даже с теми, в ком разочаровывается. И как внимателен он к судьбе каждого, в ком ощущает преданность футболу.

Для Бескова не существует в футболе мелочей. И отношения к нему он требует самого уважительного. Во всем, без исключения!

Как-то, в первый мой сезон в «Спартаке», заметив, что я собираюсь идти тренироваться в грязном костюме, Бесков строго спросил:

- Ты что, Ринат, в таком виде работать собираешься?

Небо заволокло тучами, уже начинал накрапывать дождь. Я считал, что все равно костюм будет грязным, так стоит ли заботиться о своем внешнем виде. О чем простодушно и сказал тренеру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное