Командарм Дыбенко

— После Октября среди офицеров образовались по крайней мере три группы. Первую, незначительную, составляют офицеры, перешедшие на нашу сторону или нам сочувствующие, они с нами сотрудничают, их мы поддерживаем и оберегаем. Вот они-то за переход, за спасение флота. Вторая группа — многочисленная — мечтает о России английского образца, где уживается парламент и монархия. И, наконец, третья — откровенные царисты, как Вилькен, Черкасский, Ренгартен, Граф. Их много. — Дыбенко закурил. — Правительство поставило перед моряками задачу — во что бы то ни стало перебазировать флот в Кронштадт! Корабли нужно сохранить для Советского государства. Прошу учесть — это приказ! Его мы обязаны выполнить!

Подходили комиссары, центробалтовцы. Всех интересовало положение на фронте. Дыбенко рассказывал, отвечал на вопросы, но о причине своего прибытия в Главную базу еще не обмолвился и словом, только спросил, где мичман Сергей Павлов и его отряд. «Здесь я!» — раздался знакомый голос.

— Объявляю для сведения — мичман назначен начальником штаба Сводного отряда моряков и вместе с отрядом немедленно направляется на фронт в район Нарвы.

— Опять забираете людей! — Измайлов схватился за голову.

— На-до! — Дыбенко повторил: — На-до! — И ко всем: — Мы обязаны сделать все возможное… и даже невозможное, чтобы выстоять и победить!

…В тот же день, 24 февраля, в Мариинском дворце состоялось расширенное пленарное заседание Центробалта с представителями всех комитетов города и флота. Зал был заполнен до отказа. Обсуждался вопрос о войне и мире, о практических мероприятиях по революционной мобилизации широких масс рабочих, солдат и матросов на борьбу с германскими империалистами. Условия, которые предъявила Германия после срыва Троцким переговоров, были позорными, унизительными. Вот на трибуну поднялся левый эсер Шишко и после долгих разглагольствований крикнул: «Ни мира, ни войны!»

Дыбенко словно током ударило.

— Народ измучился, устал от войны, ему нужен мир! — крикнул он. — И во имя спасения революции пойдем на эти условия! Унизительные условия!

Подавляющее большинство собравшихся одобрило ленинскую политику мира.

Дыбенко попросил мичмана Павлова рассказать собравшимся о своем отряде балтийских моряков, дравшихся с белыми бандами Каледина и Дутова.

— Проливая кровь три месяца на фронте против Каледина и Дутова, мы дрались за революцию, за народ и победили, — сказал Павлов. — Теперь же, приехав сюда, мы с болью в сердце заметили, что сплоченные ряды гельсингфорсских моряков разрознены агитацией преступных элементов, которые под видом анархистов разлагают спаянные ряды. Мы готовы немедленно выехать на фронт против зарвавшихся немцев и сражаться до последнего дыхания.

Дыбенко подошел к мичману, обнял его и посадил рядом в президиуме. Только сейчас заметил, как Павлов изменился: щеки впали, нос вытянулся. «Отдохнуть бы ему, да и всему отряду, но ведь враг под Петроградом».

Появился запыхавшийся Павел Свистунов.

— Передали, нужен я тебе, — подошел он к Дыбенко. — Наверное, на фронт? Готов!

— Ты, Павлуша, останешься в Гельсингфорсе. Вот-вот приедет Борис Жемчужин, вместе с ним будете эвакуировать флот. Держи постоянную связь с товарищем Отто Куусиненом. Возможно, придется и финских активистов вывозить в Россию. Вот тебе мандат, подписанный Свердловым.

…Полуторатысячный отряд Павлова пополнялся свежими силами, готовился к отбытию на фронт. Надо было спешить. В Главной базе стало известно, что после упорных боев немецкие войска заняли Псков. Пал Ревель, находившиеся там корабли вышли под прикрытием крейсера «Адмирал Макаров» и держат курс на Гельсингфорс. Ледоколы «Ермак» и «Волынец» прокладывают им путь, взламывают тяжелый лед. «Теперь неприятель перебросит освободившиеся войска под Нарву», — сказал Дыбенко Павлову. Оба руководили посадкой матросов в эшелоны. Они спешили на фронт.

«Время поджимает, — волновался Дыбенко. — Надо бы обдумать и обсудить все до мелочей, связанных с перебазированием флота в Кронштадт». Он все же успел встретиться с адмиралами А. П. Зеленым и А. А. Ружеком, поговорил с ними. Александр Павлович Зеленой заявил: «Сделаю все возможное». Обнадежил наркома и Ружек, обещал отдать все свои силы служению новой России.