Командарм Дыбенко

— Уверена, Владимир Ильич тоже посоветовал бы так поступить, — сказала она.

Дыбенко пошел в суд, рассказал все, как было, и сразу почувствовал облегчение. Пока шло следствие, он работал как и прежде: руководил заседаниями морской коллегии; выезжал в Кронштадт, чтобы лично проверить готовность крепости к приему гельсингфорсских кораблей…

Как-то зашел Вася Марусев. Стряслась с ним беда, парализовало его: левая рука не действовала и ногу еле волочил. Инвалид в 28 лет. Не прошло бесследно пребывание в штрафных батальонах… Марусев уезжал на Урал. Собирался поправиться и вернуться, чтобы помочь добивать врагов и строить новую жизнь.

Друзья проводили Марусева на вокзал. Пришел прощаться со своим комиссаром и адмирал Максимов. («Очень легко работалось с Василием Макаровичем», — говорил Андрей Семенович о Марусеве.) Сколько раз вместе выезжали они на Свирь, на строительство гидроэлектростанции.

— Быстро привязываются к Максимову моряки, — сказал Дыбенко стоявшему рядом Сладкову, они оба наблюдали, как трогательно прощаются матрос и адмирал.

— Душевный человек Андрей Семенович, — произнес Сладков, — побольше бы таких адмиралов…

Не вернется Василий Макарович Марусев к балтийцам. Останется инвалидом, но до конца своих дней будет работать в партийных и советских органах Урала и в 1953 году уже совсем слепым уйдет на заслуженный отдых…[12]

Еще одну печальную весть принес телеграф: белофинны расстреляли Григория Светличного, комиссара города Торнео. «Финская белая гвардия приступила к террору». Дыбенко тревожился за Бориса Жемчужина, Павла Свистулева и других товарищей, оставшихся работать в Финляндии.

И в Петрограде обстановка напряжена до крайности: контрреволюционеры все еще надеются свергнуть Советскую власть. О наглости врагов Дыбенко мог судить по письмам, которые он, как и в первые дни после Октября, получал в большом количестве. Гнусные письма. Некий анонимный автор предложил «объединиться для решительной борьбы с общими обидчиками — большевиками»…

Позвонил комендант Смольного Мальков, сказал: «Сейчас приеду, жди…» И вот он в Адмиралтействе. Разговор сугубо секретный — о переезде в Москву Советского правительства. «Нам с тобой поручено подобрать из моряков надежную охрану поезда, назначить командира». — «А что, если Мясникова? — Дыбенко тут же отказался от этой кандидатуры: — Василий Мясников отлично знает петроградское вражеское подполье, здесь ему и находиться». Мальков назвал Николая Антропова с минного заградителя «Амур».

— Он только что вернулся из Рыбинска, где моряки подавляли контрреволюционный мятеж, — сказал Мальков.

Вызвали Антропова. Согласен, но просит дать помощником Ивана Кожанова из «черных гардемаринов», ускоренников. «Кожанов революции предан».

Во время войны студенты старших курсов призывались в морской корпус и после годичного обучения выпускались мичманами, их называли «черными гардемаринами». Эту морскую школу прошел и Кожанов. В 1917 году вступил в партию.

Кожанов прибыл быстро. Стремительно вошел в кабинет. По всему было видно — человек энергичный, темпераментный; улыбчивое лицо, держится просто. На предложение сразу ответил: «Готов служить народу!»

Дыбенко, Антропов, Кожанов подбирали матросов, самых надежных, проверенных революцией. Каждого предупреждали — разговор секретный, никто о создании Особого отряда знать не должен. По предложению Дыбенко людей брали из бывшего Северного летучего отряда, 2-го флотскою экипажа, с кораблей…

В эти-то дни в Адмиралтействе появился совсем молодой, невысокий, коренастый, прищуроглазый солдат с боевой медалью на шинели. Пришел в кабинет Дыбенко, где работала комиссия, представился: Всеволод Вишневский.

По-военному четко доложил, чуть картавя:

— На войну отправился добровольцем в четырнадцать лет, сейчас восемнадцать. К морю меня тянуло с детства, а беззаветная храбрость матросов, их преданность революции окончательно убедили: мое место на флоте.

— Говоришь, море с детства влекло? — Дыбенко с интересом рассматривал бравого солдата.

Всем понравился Вишневский, и его зачислили в Особый отряд. Всеволод Витальевич Вишневский — будущий писатель и драматург — стал военным моряком и был им до конца жизни…

Подготовка к переезду правительства хранилась в строжайшей тайне, ведь Петроград кишел врагами. Пришлось пустить ложный слух: «Совет Народных Комиссаров переезжает на Волгу». Секретность удалось сохранить; так никто и не узнал, в какой день, куда и каким поездом отправлялись члены Советского правительства…

Дыбенко и Коллонтай увидели В. И. Ленина на Цветочной площадке Николаевского вокзала, куда он приехал за полчаса до отправления. Поздоровались. Дыбенко доложил об Особом отряде матросов. Владимир Ильич, думая о чем-то своем, кивнул, продолжая неторопливо прохаживаться около вагона…